Николай Лузан - Военная контрразведка: Тайная война

Пак не винил в этом своих наставников-разведчиков, сдержанно говорил о пытках, перенесенных в японской тюрьме, и не преминул отметить, что не выдал важного агента Вана в Цицикаре. Но, оказавшись перед выбором между жизнью и смертью, вынужден был пойти на сотрудничество с врагом.

Теперь, казалось бы, все стало на свои места. Подобные агенты-двойники перед военными контрразведчиками в 43-м году проходили десятками. Большинство из них уже ни на что не годились, и после завершения проверки их отправляли подальше в тыл, в лагерь или строительные батальоны. Но на Паке, похоже, рано было ставить крест как на агенте.

На допросах он засыпал Казакова и Скворцова фамилиями и званиями высокопоставленных офицеров разведки японской военной миссии в Сахаляне и Харбине. Казалось бы, у контрразведчиков появлялся хороший шанс использовать перспективные контакты Пака, чтобы завязать с японской разведкой оперативную игру. Но они не торопились. Казакову и Скворцову не давало покоя слишком долгое пребывание рядового агента-двойника в Сахаляне, а потом в Харбине. В японскую военную миссию просто так никого не направляли.

Многолетний опыт и интуиция подсказывали контрразведчикам, что за всем этим могло скрываться нечто большее, чем заурядное маршрутирование агента для сбора информации о частях Красной армии. И они принялись искать подтверждения версии о том, что Пак мог оказаться тем самым «крупным шпионом», о котором сообщал советский разведчик из Харбина. Ответ на этот вопрос лежал в прошлом Пака. Им предстояла трудная и кропотливая работа — скрупулезно проверить каждый шаг пребывания Пака на советской земле.

После очередного безрезультатного допроса шифровки ушли во Владивосток и Улан-Удэ, где Пак учился и работал. Первый ответ пришел из Владивостока и был положительным. Коллеги из Управления НКВД СССР по Дальневосточному краю подтвердили, что он зарекомендовал себя твердым партийцем. Действительно, в 1924 году вместе с группой молодых марксистов бежал из Маньчжурии, спасаясь от преследования полиции, и нашел приют в СССР. После проверки в ГПУ, не жалея себя, включился в строительство социализма. В 1926 году вступил в ряды ВЛКСМ, а спустя три года его приняли в партию.

Последующий послужной список Пака, а затем секретного сотрудника управления НКВД Ситрова говорил сам за себя. На его счету были десятки разоблаченных «троцкистов» и «ревизионистов». Из разведотдела также пришли положительные отзывы. Добытая им информация о частях Квантунской армии заслужила высокой оценки командования Забайкальского фронта. Казалось, на этом дело в отношении Пака следователь Скворцов мог бы закрыть. Но что-то не сходилось в показаниях, и он снова и снова анализировал материалы, пытаясь найти зацепку.

12 июля Скворцов засиделся в кабинете до глубокой ночи. Сизые клубы дыма плавали под потолком, а в пепельнице росла гора окурков. От усталости и хронической бессонницы голова свалилась на грудь. Он очнулся и пришел в себя от острой боли. На стол шлепнулся тлеющий окурок, а на губе вспух багрово-красный кровоподтек. И тут его осенило! Такие же свежие следы от ожогов имелись и на теле Пака. Следы пыток в японской контрразведке. Пыток, которым он, по его словам, подвергся два месяца назад в Сахаляне!

Пака немедленно вызвали на допрос. Как угорь на раскаленной сковородке, он крутился под перекрестными вопросами Скворцова и про себя клял на чем свет стоит тупоголового начальника сахалянской военной миссии. Его, аса японской разведки, этот чванливый баран подверг унизительной проверке и затем больше месяца продержал в камере со всяким сбродом. Лишь в начале ноября 1942 года он удосужился устроить ему встречу с секретарем японского консульства в Синьцзине Хая Си. Тот признал в нем своего агента, который еще в начале 30-х годов в качестве связного японской резидентуры на Дальнем Востоке доставлял в Харбин шпионские сведения.

После встречи со старым шефом все разительно переменилось. Его тут же вымыли и очистили от тюремной грязи, переодели в модный костюм и в сопровождении майора Дейса-на и капитана Кокисана доставили к генералу Янагита. Но даже он, всемогущий глава японской военной миссии в Харбине, был уже не в силах исправить промахи, допущенные в Сахаляне.

Время оказалось безнадежно упущенным. И уже не имело смысла давать объявление в газете «Манею Симбун» — условный сигнал для русской военной разведки, что он, ее агент Пак, успешно легализовался в Нанкине и ждет связного с рацией. Октябрь давно закончился, и другого выбора у генерала Янагита уже не оставалось, кроме как возвращать его назад по избитой схеме агента-двойника. И ас разведки Каймадо вынужден был терпеть адскую боль от ожогов раскаленным клинком и сигарет, часами висеть подвешенным за руки под потолком. Лучшие мастера заплечных дел из японской контрразведки за две недели до заброски в советский тыл усердно поработали над ним, чтобы не вызвать подозрений в разведотделе Забайкальского фронта. Но до него Каймадо-Пак так и не удалось добраться. И вся из-за этого сахалянского барана. Теперь ему одному приходилось за все расплачиваться.

Он исподлобья ненавидящим взглядом сверлил Скворцова. Этот настырный и цепкий, как клещ, следователь пытался докопаться до истины. Пока его подозрения рассыпались перед теми аргументами, которые приводил в свое оправдание «лучший резидент разведотдела Забайкальского фронта». Но упорный Скворцов не терял надежды поймать его на деталях. Допросы продолжались, и Паку-Каймадо становилось все труднее избегать ловушек, расставлявшихся перед ним.

Тем временем коллеги Скворцова не сидели сложа руки. Маховик оперативной проверки военной контрразведки набирал обороты. Подобно снежному кому нарастал поток шифровок и спецсообщений, поступавших в Особый отдел Забайкальского фронта из Сталинграда, Азова, Сальска, Ростова-на-Дону и других городов. Пак, агент японской разведки (а в этом ни у Вяземского, ни у Казакова, ни у Скворцова уже не было сомнений), на короткое время появлялся то на артиллерийском заводе «Баррикады», то на химзаводе № 92 в Сталинграде, потом на судоверфях Азова и Ростова-на-Дону. А затем бесследно растворился в бескрайних просторах России.

Дело № 2865 на японского агента, а возможно и резидента, как предполагали контрразведчики на основе анализа маршрута передвижения Пака по самым разнообразным регионам, где удалось обнаружить его следы, с каждым днем приобретало все больший резонанс. Работу по нему взял под личный контроль начальник ГУКР Смерш НКО СССР В. Абакумов. Он живо интересовался ходом оперативной разработки японского агента. Его короткая и энергичная резолюция надокладной: «Очень интересное дело! Докладывать еженедельно, лично!» — была больше чем приказ для начальника УКР Смерш Забайкальского фронта полковника Вяземского.