Николай Лузан - Военная контрразведка: Тайная война

На разработку Пака и его связей были брошены лучшие силы двух управлений военной контрразведки Забайкальского и Дальневосточного фронтов, НКВД по Приморскому краю, Сталинградской, Ростовской и другим областям. Из архивов были подняты и тщательно изучены материалы на разоблаченных агентов японской разведки в тех местах, где появлялся Пак. И он «засветился». К исходу июля 1943 года военными контрразведчиками была поднята из подполья густая шпионская сеть, сплетенная одним из лучших японских резидентов в СССР.

Под давлением неопровержимых доказательств 20 июля Каймадо-Пак начал давать правдивые показания. Они заслуживали того, чтобы дело № 2865 можно было назвать «очень интересным и многообещающим». В нем нашла отражение по-своему захватывающая история удивительной человеческой жизни и столь редкой в спецслужбе невероятной карьеры.

Каймадо после успешной разведывательной работы на оборонных предприятиях Сталинграда, Азова и Москвы, где ему удалось не только добыть ценные сведения, но и провести ряд вербовок ценных агентов, возвратился в Забайкалье. Руководство японской разведки по достоинству оценило его работу. Каймадо, которому было всего-то 27 лет, поручили создать резидентскую сеть в Забайкалье.

К концу 1937 года он успешно решил и эту задачу: завербовал девять человек, в том числе и четырех советских граждан, занимавших ответственные посты в конструкторском и чертежном бюро паровозоремонтного завода. После перехода в разведывательный отдел Забайкальского фронта он пошел на риск и создал из числа вспомогательного персонала еще одну резидентуру. В числе завербованных оказался переводчик, знавший в лицо многих зафронтовых агентов.

Более того, Каймадо, советскому резиденту, а точнее — японской разведки, была передана на связь вся нелегальная агентурная сеть, действовавшая в Харбине, Цицикаре и других городах Маньчжурии. Это был последний успех Каймадо-Пака и японской разведки.

Оперативная разработка и следствие в отношении Каймадо продолжались до ноября 1943 года. В ходе нее органам военной контрразведки удалось выявить еще двух резидентов японской разведки и разоблачить 39 агентов, находившихся у них на связи. Результаты этой работы оказались столь весомы, что 1 ноября 1943 года начальник ГУКР Смерша НКО СССР В. Абакумов отдельной докладной запиской доложил Верховному главнокомандующему И. Сталину «о разоблачении японских резидентур, действовавших в Забайкалье».

22 июня 1941 года хрупкую предрассветную тишину на западной границе СССР взорвали залпы десятков тысяч орудий и рев моторов армад фашистских самолетов. Невиданный по мощи удар артиллерии и авиации стер с лица земли пограничные заставы и передовые укрепления советских войск. Вооруженная до зубов гитлеровская армия, быстро подавив очаги сопротивления, ринулась в глубь страны. «Несокрушимая и легендарная, в боях познавшая радость побед…», которая, по заверениям советских вождей, должна была бить противника на чужой территории, терпела одно поражение за другим на собственной земле. Для них и всего народа все происходящее стало настоящим потрясением.

Вдвойне испытали его оказавшиеся в окружении сотни тысяч бойцов и командиров Красной армии. Одни, раздавленные этой, казалось, несокрушимой мощью германской военной машины, теряли волю к сопротивлению и сдавались в плен. Другие сражались до последнего патрона, который оставляли для себя. Третьи наперекор всему упорно пробивались на восток для соединения с частями действующей армии. К концу осени 41-го года, когда фронт откатился на сотни километров на восток, лишь немногим по силам оказался долгий и тернистый путь к своим.

27 ноября 1941 года на участке обороны 6-й армии Юго-Западного фронта ненадолго установилось короткое затишье. Морозная дымка укутала окопы и нейтральную полосу. Часовые 417-го стрелкового батальона напрягали слух, чтобы не прозевать вылазку вражеских диверсантов.

К концу подходила вторая смена дежурства, когда в тылу гитлеровцев вспыхнула беспорядочная стрельба. Ее шум нарастал и стремительно накатывался на нейтральную полосу. Резервные огневые группы батальона еще не успели занять места в окопах, как наступила разгадка: из тумана перед ними возникли, словно призраки, размытые силуэты. Заросшие, изможденные лица, истрепанное обмундирование и трофейное оружие говорили сами за себя. Это были окруженцы.

Потом, когда радость встречи прошла и была выпита первая кружка спирта, а затем съедена краюха хлеба, командир батальона, пряча глаза от окруженцев, распорядился, чтобы они сдали оружие старшине и отравились на фильтрацию к особистам. В ответ послышался недовольный ропот. Капитан, потупясь, только развел руками. Этот порядок установил не он, и окруженцам пришлось подчиниться.

Возле блиндажа, в котором располагался фильтрационный пункт Особого отдела НКВД СССР 6-й армии, выстроилась молчаливая очередь. Бойцы нервно переминались с ноги на ногу и исподлобья постреливали колючими взглядами на брезентовый полог, закрывавший вход. За ним происходило что-то непонятное. Прошло пять минут, десять. Но никого в блиндаж так и не вызвали. Похоже, особист решил поиграть на нервах окруженцев.

Но те, кто так думал, были не правы. В это время оперуполномоченный лейтенант государственной безопасности Виктор Макеев просматривал документы окруженцев. Опрос он решил начать со старшего лейтенанта Прядко. Его настораживало то, что разношерстную группу бойцов и младших командиров возглавил не политрук или строевой офицер, а какой-то интендант. Здесь, как ему казалось, было что-то нечисто, и в голове зароилось подозрение, как бы тот не оказался подсадной уткой гитлеровской разведки. За пять месяцев войны Макеев насмотрелся всякого и уже ничему не удивлялся. На всякий случай, расстегнув кобру и проверив пистолет, он приказал сержанту вызвать Прядко.

Прядко решительно вошел в блиндаж и, освоившись с полумраком, уселся на табурет, не спрашивая разрешения. В свете чадящего фитиля на Макеева из-под буйной пряди волос с вызовом смотрели карие глаза. Судя по всему, перед ним сидел крепкий орешек, и он решил для разминки «поколоть» его на косвенных признаках.

Это ничего не дало. Прядко держался уверенно и без запинок отвечал на самые каверзные вопросы. Не взял его Макеев и на испуг. На обвинение в лоб в связях с гитлеровской разведкой последовал ироничный и хлесткий ответ. В душе Макеева начали вскипать раздражение и злость, но разум взял верх, и тогда он иными глазами посмотрел на дерзкого, не лезущего за словом в карман интенданта. Тот, похоже, оказался настоящей оперативной находкой.