Николай Лузан - Военная контрразведка: Тайная война

23 августа Сметанины отправились на Казанский вокзал. С собой он прихватил очки и футляр. Записная книжка-еженедельник осталась в тайнике. Вскоре ее содержание уже не составляло тайны для Алексея Молякова и следователя КГБ подполковника В. Агибалова. Это был дневник-исповедь. В нем содержались данные на сотрудников резидентуры ГРУ и советского посольства в Португалии, раскрывался ряд разведывательных операций, перечислялись агенты, сотрудничавшие с советской спецслужбой, и многое другое, что несло серьезный ущерб национальным интересам СССР. Записи были обильно пересыпаны язвительными выпадами шпиона в адрес агентов, поддерживавших с ним связь, коллег, руководителей и самой страны. Они стали убийственной уликой против него.

Цинизм Сметанина, не остановившегося перед святым — семьей и втянувшего в шпионаж жену, поразил Алексея Молякова и сотрудников опергруппы, повидавших немало предателей самых различных мастей. Теперь, когда в их руках оказались весомые улики, они торопились пресечь преступную деятельность «семейного шпионского подряда».

27 августа 1985 года на основании имеющихся вещественных доказательств, подтверждавших шпионскую деятельность супружеской пары, Следственный отдел КГБ СССР возбудил уголовное дело в отношении Геннадия Сметанина по обвинению в измене родине, а в отношении Натальи Сметаниной — по подозрению в недоносительстве об известных ей фактах шпионской деятельности мужа. Операция по их нейтрализации перешла в завершающую стадию.

В тот же день оперативно-следственная бригада вылетела в Татарию и через несколько часов уже находилась на железнодорожном вокзале. Чета Сметаниных с чемоданами сидела уже там. Диктор объявил о начале посадки на поезд Казань — Москва, и контрразведчики, смешавшись с пассажирами, направились к вагону. Впереди мелькал белобрысый хохолок Сметанина. Он и жена поднялись в тамбур. Несмотря на то что летний сезон отпусков подходил к концу, в купе они оказались одни.

Прошла минута-другая, и суета в вагоне улеглась. Поезд тихо оттолкнулся от перрона вокзала и, набирая скорость, устремился на запад. Позади остались пригороды. За окном мелькали живописные перелески. Их сменили бескрайние, уходящие за горизонт поля пшеницы. Уставшее за день солнце залилось вечерним румянцем и нежным теплом согревало лица пассажиров.

Сметанины, распихав сумки и чемоданы, переоделись в спортивные костюмы и под убаюкивающий перестук колес предались каждый своим мыслям. Муж отсутствующим взглядом смотрел на живописные пейзажи, но был равнодушен к ним. Поездка на родину ничего, кроме раздражения, в душе не оставила. В отчем доме ему все было чуждо. Смотревшая из всех углов убогость в последний перед отъездом день стала просто невыносима. Она преследовала его повсюду: на улицах, больше напоминавших автодром, в магазинах, где орущая толпа ломилась за парой свиных ножек, и здесь, в вагоне, с лязгающей над головой верхней полкой.

Все это было чуждо Сметанину. Всем своим существом он находился там! Там, где, как ему казалось, не будет ни сидевших в печенках блата и дефицита, ни дураков-начальников, ни завистников-коллег. Там, где у него будет все: вилла на берегу Атлантики, роскошный «мерс», имя на первых полосах газет и гонорар с шестью нулями за сенсационные разоблачения «борца с тоталитаризмом и преступлениями монстра — КГБ».

Грохот внезапно распахнувшейся двери и стремительное появление в купе крепких парней с твердыми лицами, изумленно-испуганные лица пассажиров и проводника вагона, растерянно переминавшихся за их спинами, обожгли Сметанина страшной догадкой: «Это провал!» Липкий пот заструился по спине. На лбу выступила холодная испарина. Не лучше выглядела и жена. Она с трудом держалась на ногах. В ее глазах, расширившихся от ужаса, застыли страх и мольба. Как сквозь вату до Сметаниных доносились обрывки фраз: «постановление», «арест», «обыск».

Чужие руки по-хозяйски перебирали вещи, прощупывали каждый шов рубашек, брюк и платьев. Даже туалетные принадлежности не остались без внимания следователя. Обыск подходил к концу, но пока он ничего не дал. Сметанин перевел дыхание. Одна улика находилась на его лице — очки, а другая лежала в атташе-кейсе — футляр для них. Он все еще надеялся, что и на этот раз пронесет.

И тут пальцы следователя коснулись футляра для очков. Он бросил на Сметанина испытывающий взгляд. У того сдали нервы, и лицо пошло красными пятнами. Прошло еще мгновение. И, к изумлению пассажиров-понятых, в футляре открылась полость-тайник. Там находились инструкция по связи с американской разведкой в Москве, исполненная на семи листах, шифроблокнот и таблица-заменитель.

Рука Сметанина непроизвольно дернулась к очкам и, едва коснувшись дужки, будто от удара электрическим током плетью упалавниз. Этот подарок Нортона «на крайний случай» тогда, в Лиссабоне, он воспринял с иронией и пообещал возвратить в целости и сохранности. Свое обещание ему так и не суждено было выполнить.

Сметанин пытался судорожно сглотнуть слюну, леденящим комом застрявшую в горле. Перед глазами в бешеном калейдоскопе завертелись искаженное страхом неправдоподобно огромное лицо жены, ненавистные физиономии-маски контрразведчиков и… невесть откуда взявшийся Нортон. Тот злорадно хихикал и, подмигивая, рассовывал по карманам тугие пачки долларов. Его, Сметанина, доллары! Они навсегда уплыли из его рук, а вместе с ними роскошная вилла с фонтаном и бассейном и крутой «мерс». В один миг все пошло прахом. Впереди его ждали камера в Лефортовской тюрьме, изматывающие душу допросы следователей КГБ, затем суд, приговор и…

Зияющее дуло пистолета заслонило собой и Нортона, и жену и, подобно гигантской воронке, втягивало его в себя. Туда, в зияющую бездну небытия. Одно только движение руки, хруст стекла, и с чудовищным кошмаром будет навсегда покончено. Но на это последнее движение у Сметанина не нашлось сил. Потухшим взглядом он наблюдал, как пальцы следователя осторожно коснулись левой дужки очков. Послышался еле слышный щелчок и вскрылся второй тайник. В нем лежала крохотная ампула сядом мгновенного действия — «подарок» Нортона.

Сметанин облизнул губы, ставшие шершавыми, будто наждак, и бесформенной медузой расплылся по полке купе. Он уже не слышал ни следователя, ни звука гитары, ни задорной песни студентов, возвращавшихся в Москву с молодежной стройки. Они, будущие инженеры, даже не подозревали, что рядом с ними завершилась не киношная, а самая настоящая шпионская история. Они жили своими маленькими и большими заботами, радостями и огорчениями, мечтами и надеждами. Это была их жизнь, в которой Сметаниным уже не находилось места.