Аркадий Недель - Панмедиа. COVID-19, люди и политика

Другой тип реакции (шаманизм) — осознание того, что смерть есть только элемент в системе, чье значение и место человеку неизвестно, но очевидно, что его обыденное восприятие смерти попросту неверно. Для этого шаман, как, например, у ряда африканских народов, входит в транс или, как они считают, «умирает», чтобы увидеть смерть «изнутри» (транс считается маленькой смертью). Не случайно в большинстве мифологий мира смерти изначально не было, она ниспослана людям за какие-то плохие проступки или ошибку, которую кто-то из них совершил, намеренно или случайно.

В мифах дабири (Новая Гвинея) люди жили, не зная ни смерти, ни болезней, ни воровства. Но однажды культурный герой Соува вступил в сексуальную связь со своей дочерью и, рассердившись, ниспослал людям все перечисленные несчастья. Совершив это, Соува все же оставил людям шанс на бессмертие, завернув его (бессмертие) в шкуру, которую перехватили змеи — с тех пор они не умирают, а только меняют кожу. У арапеш (Новая Гвинея, Восточный Сепик) смерть — предмет случайного (неправильного) выбора, сделанного крысой, представляющей людей, в результате чего бессмертие досталось змее. В мифах пурари культурный герой Ико гибнет в борьбе с похитителем жены, его тело соплеменники разрубают на куски и поедают во время ритуальной трапезы, но дух Ико является одному старику, не успевшему съесть свой кусок, и сообщает ему, что отныне люди будут умирать, как сам Ико. Упомянутые мифы, как и многие другие подобного содержания, осмысливают смерть как феномен культуры, возникший в определенное время. Шаман — тот, кто умеет путешествовать на край или по ту сторону этого времени, в некое прошлое (или будущее), когда смерти не было.

Если взять пример из шаманизма якутов, народа, живущего на противоположном краю Земли, то у них есть божества айыы, чья благосклонность к человеку крайне желательна. Айыы — добрые божества, от них зависит качество жизни, потомство и многое другое, они же защитники рода, но, как и все прочие сверхестественные сущности, нуждаются в поклонении и жертвоприношениях. Связь с ними осуществляют айыы ойууна — белые шаманы; в отличие от своих «коллег» из Африки или Новой Гвинеи, они не впадают в экстатическое состояние, не «умирают» на время, а, подобно профессиональным жрецам, приносят для айыы в жертву скот, исполняют необходимые ритуалы. Примеры можно приводить и приводить, но при всем разнообразии шаманских практик у разных народов одна общая черта остается неизменной: свое сознание и все свои действия шаман держит полностью под контролем, чего не скажешь о больном шизофренией.

Несмотря на возможные (и во многом оправданные) параллели между шизофренией, с одной стороны, и мифологией, магическим мышлением, поэтическим и художественным творчеством — с другой, шизофрения, как представляется, не может быть сведена ни к одному из них. Также маловероятно, что при помощи мифологических или художественных практик можно полностью объяснить рассматриваемый феномен, раскрыв его истинную природу. Очевидно, что для решения данной проблемы требуется метод, выходящий за пределы и чисто психиатрической науки, и исключительно философских спекуляций. Нужна теория, которая бы инкорпорировала в себя как строгость и богатство клинических наблюдений, так и методы гуманитарных дисциплин. Это может быть и путь к новой теории сознания, которая, если она претендует на полноту, будет рассматривать сознание и в его болезненных формах.

Виктор Самохвалов . Вопрос о бреде напрямую связан с необходимостью пересмотра проблем как общей психопатологии, так и психологии психических функций. Хотя, конечно, феноменология пока остается основой дискрипции в психиатрии. Но при этом существуют и другие попытки, например, описание психического состояния на основе объективизации поведения или нейровизуализации.

Условно намеченные ранее границы между определениями сознания, памяти, мышления, инстинкта и т. д. под влиянием технологической эволюции стали теперь совсем неразличимыми, уже не говоря о понятиях личности, смысле и так называемой духовности. Думается, что это не является результатом (нео) — постмодернизма, но он сам является следствием происходящих изменений. Связь всего со всем приобрела уже не мыслимую, а технологическую ризому.

Когда я спрашиваю пациента подростка, знает ли он что такое любовь и переживал ли он нечто подобное, он отвечает: «нужно погуглить». Другой пример: один коллега из Санкт-Петербурга устроился на работу психиатром на испытательный срок до сдачи экзамена в психиатрическую клинику в Германии. На мой вопрос: «как же ты ведешь прием, ведь только несколько месяцев учишь немецкий?» — он ответил: «если не понимаю, о чем говорит пациент, то определяю это как бред!». Сами классические определения бреда, существующие во всех учебниках, давно вызывают сомнения.

Бредом считаются ложные умозаключения, возникающие на болезненной основе и не подвергающиеся критике. Здесь теперь все сомнительно, если нет явного абсурда, но и он вдруг оказывается не ложью, а истиной. Ложь требует расследования, но обычно она принимается на веру не только психиатром, но и окружающими в стиле «этого не может быть». Одна моя пациентка видела следы призраков в своей квартире и ощущала последствия их энергетического воздействия, но это не было ложным умозаключением, так как имитация воздействия была связана с манипуляциями мужа, который хотел от нее избавиться. Многие считают мир зла реально существующим, но пациенты часто считают, что зло обитает в конкретной стране, и приводят ссылки из СМИ.

В зависимости от включенности в пропаганду их приходиться считать либо правдивыми, либо ложными. Обычно под болезненной основой понимают наличие галлюцинаций, изменение настроения, соматические симптомы или социальный, и в том числе информационный, стресс, который приводит к истощению. Но разве остались страны, в которых сегодня подобный стресс отсутствует? Все — от смога и нечистой воды до политики — может считаться болезненной основой. Отсутствие критики, то есть непроницаемость для иной интерпретации, и тоже, кстати, отказ считать происходящее болезненным проявлением.

Чезаре Ломброзо считал безумной и абсурдной возможность развития плода вне тела матери, а теперь это ежедневная практика экстракорпорального оплодотворения. Один мой пациент с идеями ревности считал, что тайный любовник посылает психоэнергетический половой член для связи с его супругой. Очевидный абсурд, да! если бы не определенные параллели с тантризмом, о котором пациент ничего не знал или современные виды оружия, способного летать без пилота и т. п.