Аркадий Недель - Панмедиа. COVID-19, люди и политика

Аркадий Недель. Вы правы, любая попытка определить бред крайне сложна (если не обречена на провал), так как, с одной стороны, это понятие настолько вошло в повседневный язык и, соответственно, обрасло его семантикой, что любое определение окажется недостаточным; с другой стороны, довольно сложно отличить «шизофренический бред» от квази-религиозных форм сознания, сновидений, околосмертных видений или видений, вызванных алкалоидами типа ДМТ или аяуаски.

И тем не менее, мне представляется, что, несмотря на немалое количество попыток дать определение бреду, это важно сделать сегодня снова, поскольку у нас за плечами не только огромный опыт наук ХХ века, и гуманитарных в том числе, но и новые эпистемологические картины мира, где границы между разумностью и бредовыми идеями весьма размыты. Иными словами, так или иначе нам придется включить понятие «бреда» в общую теорию сознания, если мы хотим, чтобы она была полной или, по крайней мере, претендовала на полноту.

В «Общей психопатологии» Ясперс определял бред (если вкратце) как несоответствующие реальности представления, не подлежащие коррекции, но при этом он отдавал себе отчет в том, что самой сущности бреда его определение не затрагивает. Как бы то ни было, это определение, данной им в 1913 году (в этом же году вышло главное сочинение Эдмунда Гуссерля «Идеи 1», где он сформулировал новую теорию трансцендентального субъекта), — устарело. И устарело оно, на мой взгляд, потому что «несоответствие реальности» в наши дни является как минимум сомнительным критерием. «Не соответствовала реальности» классическая механика Ньютона, если говорить о ньютоновском представлении о природе пространства и времени; «не соответствовало реальности» наше представление о микромире до появления квантовой механики, а сейчас, возможно, «не соответствут реальности» и ряд ее постулатов (несмотря на то, что она работает), если теория струн все же окажется верной, что пока нет никакой возможности проверить.

Сам же термин «реальность» уже давно поставлен под сомнение, вернее — ему отказано в статусе критерия истины по понятным причинам. В психиатрии, как мы помним, это еще сделал Вильгельм Гризингер (1818–1868), когда говорил о сущности галлюцинации. Скажем, у психически здорового человека возникает такая галлюцинация, при которой он не может отличить реальность от нереальности, и все его ощущения — а именно их Гризингер считал ответственными за все галлюцинации — говорят ему об истинности переживаемого, то тогда это и есть самая настоящая реальность. Или, если кто-то слышит голоса, и он слышит их настолько отчетливо и ясно, что голос врача, который, предположим, просит пациента назвать ему свое имя, ничуть не более реален, чем те, другие голоса, то тогда что для такого человека реальность ?

Чтобы понять, насколько этот вопрос действительно не праздный, достаточно упомянуть такие известные вещи, как синдром Капгра или синдром Котара (который, вероятно, в последний год творческой активности проявился у Ницше). Мы уже говорили с Вами на эти темы и, вдобавок с сказанному, мне кажется, что такая вещь, как синдром Катара, — это во многом культурный феномен или по-другому: это результат репрессивного механизма человеческой культуры.

Вы правы, когда указываете на необходимость включения философии в решение проблем психиатрической эпистемологии. Бред в психиатрии — это примерно то же самое, что «заблуждения» или «неверное суждение» в философии (в поле обыденного языка мы говорим: «это же бред!»), но в отличие от философских споров, где такие вопросы решаются при помощи аргументов, с клиническим бредом это не работает. Больной человек в состоянии бреда или галлюцинаций не ставит цель доказать их правильность, воспринимая все это как естественное и нормальное.

Большинство современных теорий бреда так или иначе отсылают к концепции Ясперса. Вадим Блейхер в России в своих статьях 1930-х годов фактически повторяет идеи «Общей психопатологии» и выводы Сергея Корсакова о том, что бредовые состояния — это ошибочные суждения о действительности (не знаю, был ли Ясперс знаком с работами Корсакова). Интересную идею об «эгоцентричности» бреда в свое время сформулировал Эйген Блейлер, рассматривая его как псевдо-концепцию больной личности о себе самой, о своем «я».

Кроме того, нельзя не признать великолепную интуицию или научное прозрение старого Гизингера, который, споря с приверженцами «соматического направления», в первую очередь Карлом Якоби (1775–1858), в своей книге «Патология и терапия психических болезней» (1845) указал, что именно психические причины являются основой душевных расстройств и что эти расстройства могут варьироваться в зависимости от культурных кодов, как мы бы сейчас сказали. Виктор Осипов, который, как и Ясперс, разрабатывал концепцию «пограничных состояний», при этом делая уклон в сторону биологических факторов (влияние И. Павлова), называл бредом неспособность пациента отдавать себе отчет в происходящем. Снова ссылка на все то же «несоответствие реальности». Эту же точку зрения отстаивал в 1930-х годах Михаил Вайсфельд, много писавший о первичном бреде. Он полагал, что бред не имеет психогенеза и связан с патологическими процессами в мозгу.

Впрочем, не следует забывать, что еще Жозеф Капгра и Поль Серьё в их книге «Размышляющие безумия» (Les folies raisonnantes, 1909) дали подробную и не устаревшую поныне классификацию бреда, выделив в особую категорию интерпретативный бред, который, согласно их теории, имеет два варианта: концептуальный и собственно интерпретативный. Первый возникает внезапно, это «озарение», сходное с религиозным; второй — результат осмысления человеком своих прошлых размышлений и опыта, иначе говоря — результат рефлексии. Но вся интрига и по сей день заключается в том, что, насколько я знаю, точный механизм, спусковой крючок бредообразования еще не найден.

Вы спрашиваете, как бы я определил бред? Не знаю, стоит ли непсихиатру вообще пытаться давать такое определение, но если все же попытаться: бред — это невозможность контролировать свое мышление. Человек в бреду не может сказать «я мыслю об этом … моим объектом сознания является это или то». Бред — это невозможность занять метапозицию по отношению к собственному ментальному акту. Бред блокирует субъект и не дает ему перейти на следующий уровень в иерархии абстракций.

Виктор Самохвалов. Возвращаюсь к бреду. Вы говорите: «бред — это невозможность контролировать свое мышление… Бред — это невозможность занять метапозицию по отношению к собственному ментальному акту». Но невозможность контролировать свое мышление присутствует также при депрессии, мании, навязчивых состояниях и почти при всех психических расстройствах, в том числе и неврозах. А вот с последующим можно согласиться: в бреду невозможно занять иную позицию, быть переубежденным или допустить иную интерпретацию.