Владимир Шигин - Тайна исчезнувшей субмарины. Записки очевидца спасательной операции АПРК

На лодке еще оставались живые люди — те, кто находился по боевой тревоге в кормовых отсеках. Они еще могли спастись. Но и в кормовых отсеках обстановка складывалась критическая. От взрыва сорвало со штатных мест механизмы, аппаратуру и ЗИП. Тяжелые блоки рушились сверху на людей. В замкнутых цепях разом вспыхнули пожары, тушить которые не было ни возможности, ни сил. Через поврежденную переборку в шестой отсек быстро прибывала вода. Около часа бывшие в шестом пытались остановить ее поступление, но все было напрасно. Когда стало ясно, что оставаться в шестом отсеке больше нельзя, бывшие там (те, кто к этому времени еще оставался в живых) перешли в следующий, седьмой отсек, вынося на руках раненых и обгоревших. Но вода шла за ними по пятам. Тогда подводники перешли в восьмой отсек, а оттуда и в девятый. Личный состав девятого отсека принял к себе всех. Разумеется, что находившиеся в девятом прекрасно понимали: впуская к себе людей из других отсеков, они сразу же резко снижают собственные шансы на спасение. Но я уверен, что даже мысли не отдраивать межотсечную переборку не возникло ни у кого из них. Они готовы были поделиться с товарищами последним глотком воздуха. Девятый отсек последний. Всего в кормовом отсеке их собралось двадцать три человека. Раненых и обожженных положили на палубу. Мертвых вытаскивать из-под завалов сил уже не было. Еще мерцало аварийное освещение. Кое-как натянули утеплительные костюмы и гидрокомбинезоны. Попытались открыть и аварийно-спасательный люк — безрезультатно. От взрыва люк перекосило и намертво заклинило. Паники не было. Кто еще мог, писал на клочках служебных бумаг предсмертные записки для тех, кого любили, и для тех, кто, прочтя их, сможет понять суть происшедшей трагедии. Записки засовывали поглубже в карманы, так, казалось, будет надежней.

Воображение рисует самые страшные картины. В девятом отсеке все горело, и тушить пожар было уже нечем и некому. Вскоре, несколько раз мигнув, погасло и аварийное освещение. Теперь люди могли различать друг друга лишь в отблесках полыхающего огня. А вода медленно, но неотвратимо прибывала сразу с двух сторон: через негерметичную переборку с восьмым отсеком и с кормы, сквозь смещенные линии валов и разбитые взрывом дейдвудные сальники. Пожар… стылая вода… недостаток кислорода… гарь… холод… стоны… безысходность и последние слова прощаний. Они держались до последнего и как могли подбадривали друг друга даже в этот свой смертный час. Может быть, глотая отравленный воздух, кто-то шептал молитву или слова из «Варяга», звал маму или любимую. А вода уже заполнила трюм, затем нижние яруса, залила палубу верхнего последнего, накрыла лежавших там подводников и пошла дальше. Оставшиеся в живых забирались все выше и выше. Ослабевших подтягивали на руках. Так уж устроен человек, что до последнего он будет стремиться продлить свою жизнь, пусть это будет всего лишь какая-то минута, пусть хотя бы одно мгновение. Один за другим они срывались и молча, без крика, уходили навсегда в черную воду. Вот, судорожно глотнув "отравленный воздух, ушел в нее последний. Почти одновременно погас залитый водой пожар. Еще мгновение — и вода поглотила все…

Где-то наверху, в другом, таком далеком мире, вечером 12 августа 2000 года было вдосталь воздуха, вовсю светило солнце, там влюблялись и разочаровывались, мечтали и надеялись. Здесь же, в девятом отсеке затонувшей субмарины, время остановилось навсегда и в свои права вступила вечность…

Любое происходящее в мире событие, а тем более событие трагическое, всегда предваряется какими-то почти невероятными предзнаменованиями. И скрытый смысл люди начинают понимать, как правило, только тогда, когда трагедия случается. Увы, мы еще не научились разгадывать сверхсложные ребусы, которые составляет нам судьба, а потому не в силах понять и тех подсказок, что она нам дает.

Гибель атомохода «Курск» отозвалась болью в сердце каждого. И это не случайно, ибо это трагедия национального масштаба. Не обошлось и в этот раз без предзнаменований. Что же касается некоторых членов экипажа, то в отношении их высшие силы буквально не могли до самого последнего момента определить, кому и какую судьбу уготовить.

Сейчас очевидцы вспоминают, что многие, очень многие считали этот корабль счастливым и завидовали тем, кто служил на нем. Да и сами члены экипажа по праву считали себя избранниками судьбы. Однако еще римляне боялись называть себя счастливыми, говоря: боги счастливцев не любят. Кадры видеохроники сохранили нам момент крещения корабля. Непонятно почему, но, вопреки всем традициям, бутылку шампанского о борт новопостроенного подводного крейсера разбила не избранная экипажем крестная мать корабля (эту роль должна в соответствии с неписаными морскими законами исполнять только женщина), а его первый командир. Почему так произошло, почему был столь необдуманно нарушен устоявшийся веками обряд корабельного крещения, однозначно сказать теперь трудно, однако так было.

В казарме экипажа «Курска» на самом видном месте был помещен стенд «Координаты скорби», посвященный погибшему атомоходу «Комсомолец».

Был в дивизии атомоходов, куда входил «Курск», и свой талисман — всеобщий любимец, пес по кличке Бриг. Каждую уходящую в море и возвращающуюся с моря лодку Бриг всегда провожал и встречал на причале. «Курск» был первой лодкой, которую Бриг не проводил. Буквально за несколько дней до последнего выхода «Курска» Бриг был растерзан стаей бродячих собак, когда пытался отстоять свою территорию. Подводники похоронили собаку на берегу бухты и пошли в море…

«Курск» очень много плавал, и тот, последний, выход в августе был самым заурядным. Однако почему-то именно перед этим последним его выходом в море целый вал недобрых предчувствий обрушился на членов экипажа и членов их семей. Многие видели провидческие сны, кто-то стучал ночью в окна, вокруг происходили какие-то необъяснимые вещи.

Вдова старшего лейтенанта Ерахтина Наташа вспоминает, что ее муж, уже выйдя за дверь, внезапно вернулся и долго молча смотрел на жену.

— Почему ты смотришь и молчишь? — спросила она.

— Просто хочу тебя запомнить! — ответил он ей.

Он впервые забрал с собой фотографии дочери, сказав, что теперь она будут всегда с ним.

В семье капитан-лейтенанта Репникова первой беду почувствовала находившаяся за тысячи километров от места трагедии дочь Даша. Именно 12 августа, в день гибели отца, с ней произошла, казалось бы беспричинная, страшная истерика, и взрослые ничего не могли понять.

Старший мичман Козадеров, одеваясь, показал своей супруге на старый шрам на ноге и сказал: