Александр Даллин - Захваченные территории СССР под контролем нацистов [Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945] [litres]

Таким образом, Лейббрандт пока что оставался на своем посту, а Бергер продолжил работу в SS-HA. В меморандуме Гиммлеру вскоре после принятия решения он по секрету сообщил: «Что касается OMi, я смирился с ним [с переводом], но с трудом. С трудом, потому что я считал, что именно в качестве главы SS-HA я мог бы принести рейхсфюреру [Гиммлеру] больше пользы, чем в качестве статс-секретаря в OMi… Я горжусь тем, что теперь могу остаться в своем Главном управлении СС».

Бергер не мог не воспользоваться этой возможностью, чтобы изложить свои взгляды, которые, как следует думать, должны были сделать его персоной нон грата в министерстве Розенберга: «Долгое время мы верили, что если мы будем делать экономические уступки восточным народам (см. нашу польскую политику) и даруем им политическую свободу, мы тем самым завоюем их расположение и они пойдут за нами. Чем больше мы двигались в этом направлении, тем больше людей переходило на другую сторону. На самом деле они осознавали свою «национальность» только в результате этих уступок с нашей стороны».

И вот этого человека Розенберг собирался использовать в качестве противовеса Коху!

Технически Бергер оставался офицером связи с OMi и какое-то время пытался поддерживать хорошие отношения со всеми его сотрудниками. Немудрено, что этот маленький человек вскоре начал испытывать определенное чувство «принадлежности» к OMi, хотя он там никому не нравился. Более того, он постепенно поддался настойчивым аргументам «антикохского» крыла. Таким образом, в противостоянии Розенберга с Кохом Бергер встал на сторону Розенберга и писал Гиммлеру: «То, как Кох повел себя с Розенбергом, частично в присутствии свидетелей, недостойно, и мне интересно, где Кох набрался такой храбрости, учитывая, что дела на Украине идут из рук вон плохо и весь германский рейх единогласно отвергает его методы».

«Убедив» Бергера с такой легкостью, Розенберг возобновил свои попытки добиться поддержки Гиммлера против Коха. Бергер писал: «Задав рейхсминистру ряд различных вопросов, я пришел к выводу, что в случае обострения конфликта [с Кохом] он рассчитывает на то, что 1) рейхсфюрер СС поддержит его; 2) обергруппенфюрер Прютцман (начальник СС в Украине) подтвердит, что политика Коха во многих отношениях враждебна интересам рейха».

Из этого письма Бергера со всеми его нестыковками и нелогичностью было видно, что он стал ярым критиком Коха.

Хотя Бергер все еще был «чужим», следующие несколько месяцев он провел в более тесном сотрудничестве с OMi. Наконец-то двум организациям удалось сплоченно поработать над несколькими конкретными вопросами, такими как разработка закона об автономии для стран Прибалтики и создание формирований СС для некоторых групп восточных граждан. Сам Бергер уже был готов стать статс-секретарем, и, когда Розенберг выразил опасение, что, несмотря на недавнее сотрудничество, СС не желали сближения с ним, Бергер предположил, что затруднение в статусе Мейера – его обида на то, что Бергер, его подчиненный, будет назначен статс-секретарем, – будет устранено, если Гитлер отправит всех работавших в Берлине гаулейтеров, включая Мейера, обратно в свои провинции в связи с чрезвычайной ситуацией, вызванной бомбежками авиации антигитлеровской коалиции: изобретательная схема, призванная успокоить Мейера и позволить Розенбергу сохранить хорошие отношения со своим заместителем.

Этот план не восприняли всерьез, но в июне возникла новая возможность для реорганизации OMi. Вскоре после отрицательного вердикта Гитлера по поводу Розенберга возник новый спор в связи с аграрным декретом, изданным в начале июня, в котором Лейббрандт занял неблагоприятную позицию для четырехлетнего плана и некоторых сторонников «замедленной работы». Последовал кризис, и, не желая рисковать, распространяя свой уже чрезмерно раздутый набор конфликтов на экономические ведомства, Розенберг уступил. В середине июня Лейббрандт отправился в «отпуск», официально для лечения на чешском курорте. Бергер с напускной скромностью выдвинул других, явно неподходящих кандидатов на место Лейббрандта. Наконец, Розенберг был вынужден снова обратиться к Гиммлеру с предложением «взять на себя часть ответственности за OMi», сделав Бергера главой нового оперативного штаба, заведующего всеми политическими делами (без назначения на должность статс-секретаря), разрешив ему в то же время оставаться главой SS-HA.

Гиммлер недолго думая согласился, и 10 августа Розенберг жаловал Бергеру руководство «недавно созданным штабом политических операций [Fuhrungsstab Politik]» своего министерства. Еще один раунд был за Гиммлером.

В ретроспективе кажется удивительным, что Розенберг вот так бесцеремонно согласился избавиться от Лейббрандта, который был для него сильной психологической поддержкой, и даже не попытался этому воспротивиться. Лейббрандт был символом собственного курса Розенберга 1941 г. – проукраинского, антироссийского, антикохского. Это явный показатель тупика, в который Розенберг загнал себя к середине 1943 г.: он был готов пожертвовать принципами и дружбой ради власти и престижа – или хотя бы ради короткой передышки.

Однако Розенберг вскоре понял, что эта «сделка» с СС в итоге ничего ему не принесла. Насколько ничтожно мало изменились собственные взгляды Гиммлера и насколько он презирал позицию Розенберга – не говоря уже о более «либеральных» сторонниках новой Ostpolitik, стало яснее всего во время его выступления на конференции старших офицеров в Бад-Шахене в октябре 1943 г.

Со значительным апломбом он спросил: «Что вообще за сорт людей такой – славяне?» И затем сам же ответил на свой вопрос: «Это такие же люди, как и мы, блондины с голубыми глазами. Какая прелесть!» – так может ответить только наивный новичок, впервые встретивший славян на Востоке. На деле же это «масса из монголов и восточных прибалтов», на которых наложили слой германских лидеров.

«Возможно, вы возразите мне, указав на русских, – рассуждал он. – Позвольте мне тут же ответить: я тоже знаю, что у русских есть весьма способные инженеры и специалисты… [Но] лично я считаю, что славянские народы в конечном счете неспособны к дальнейшему развитию культуры».

На этом он не остановился: «Если рассматривать их поодиночке, то все замечательно. Но стоит им собраться вместе, в них просыпается древнее славянское стремление к вечной разрозненности и непокорной природе, проявляющееся в интригах и предательстве… Славянин способен на все: братский поцелуй… пылкая молитва Казанской иконе Божией Матери, песня волжских бурлаков и прочие трогательные вещи. Он также способен взорвать себя вместе с танком… Он способен на каннибализм, способен убить своего соседа, вырезать его печень и спрятать ее у себя в сумке».