Александр Даллин - Захваченные территории СССР под контролем нацистов [Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945] [litres]

Согласно их мнению – и всей экономико-административной машины, начиная от Геринга и ниже – долгосрочные политические планы (будь то в интерпретации Бормана или Розенберга) зависели от насущных экономических требований войны. В части «А» Коричневой папки говорилось: «Непосредственная цель, имеющая наибольший приоритет… в отношении недавно оккупированных восточных территорий, – это выиграть войну, чему должны способствовать восточные территории, обеспечивая независимость Европы от поставок продовольствия и сырья. Эта непосредственная цель имеет все преимущества даже в тех случаях, когда необходимые меры, предпринимаемые для продолжения войны, входят в противоречие с намерениями в отношении будущего Восточного пространства (Ostraum)».

Наличие конфликта между догмой и практикой было признано в области экономической науки раньше, чем в других областях. Максимальная эксплуатация означает игнорирование долговременных преобразований в экономике и политике, которые Берлин был намерен провести. «Во время войны требования военной экономики являются высшим законом всей экономической деятельности на оккупированных восточных территориях». Розенберг и его сотрудники неохотно, но все же признали убедительность этого аргумента.

Германия испытывала острую потребность прежде всего в продуктах сельского хозяйства. «Согласно приказам фюрера должны были приниматься все необходимые меры для немедленной и максимальной эксплуатации оккупированных областей в пользу Германии». В 1939 г. запасы зерна в Германии превысили 7 миллионов тонн; к 1941 г. они значительно сократились, хотя согласно условиям торгового договора 1940 г. Советский Союз обязался поставить на следующий год значительное количество зерна. Накануне вторжения экономисты планировали, что армии на Востоке будут кормиться с захваченных земель, и рассчитывали на ежегодные поставки зерна в количестве 7 миллионов тонн с оккупированной немцами территории Востока. Берлин ожидал увеличение продуктивности на 10–20 процентов не на пустом месте, и это не было бы непосильной задачей. Этого было бы достаточно, чтобы покрыть дефицит контролируемой Германией Европы. То, что было действительно важным, так это не качество зерна, не будущая структура фермерского хозяйства и его общественных отношений, но количество своевременно собираемых зерновых.

В сельском хозяйстве актуальные потребности военной экономики первоначально не требовали радикального пересмотра немецких долговременных планов. В других отраслях конфликт между краткосрочными и конечными целями был более острым. Отвечая потребностям момента, было необходимо прибегнуть к «максимальной эксплуатации относительно ограниченных средств производства» даже в промышленности и не дать им угаснуть по политическим соображениям. Однако это не означало восстановления всех отраслей советской индустрии, торговли и горнодобывающей промышленности. «Было бы полностью ошибочным утверждать, что мы должны как можно быстрее восстановить все предприятия на оккупированной территории… Восстановление предприятий может иметь место только в тех отраслях, продукция которых находится в дефиците».

Потребность немедленной и тотальной разработки ресурсов вела к тому, что работы отличались низким организационным уровнем. Простейшим выходом было отложить решение таких проблем, как реприватизация и децентрализация, и избегать вопросов модернизации, если только ее отсутствие не сказывалось на производительности предприятия. Именно специалисты по экономике среди немецких планировщиков потребовали после оккупации восточных территорий сохранения status quo согласно политике наименьшего сопротивления. Еще до начала наступления на Восточном фронте они убедили Розенберга, что все предприятия на Востоке должны управляться в условиях немецкой оккупации на тех же основаниях, что и при советской власти. Должны были сохраняться советские зарплаты, а местная администрация продолжать свою работу на низовом уровне. Запрещались любые изменения в сельскохозяйственных отношениях и колхозном строе, поскольку это могло привести к серьезным сбоям в производстве сельскохозяйственной продукции. Вторым аргументом в поддержании snatus quo в сельском хозяйстве был следующий: система совхозов и колхозов позволяла более эффективно контролировать и вести сбор продукции, чем бесчисленное количество индивидуальных хозяйств, которые могли бы возникнуть на руинах советской системы. Поэтому майские директивы 1941 г. провозглашали: «Предпосылкой успешного производства и получения добавочного продукта является сохранение больших предприятий (колхозов и совхозов)… Их распад на несколько миллионов индивидуальных сельских хозяйств приведет к тому, что одна только мысль о немецком влиянии на производство станет утопичной. Любая попытка роспуска больших сельских хозяйств должна пресекаться самым решительным образом».

Экономические ведомства хотели, чтобы колхозы служили немцам так же, как они служили советскому режиму. Желания советского крестьянства не имели никакого значения.

Усилия по сохранению status quo были присущи в равной степени как политическим догматикам, сопротивлявшимся устремлениям народных масс на Востоке, так и деятелям от экономики, сторонникам скорейшей разработки ресурсов. Здесь была точка пересечения интересов Коха и Геринга. По многим причинам Розенберг, занятый вопросами политики и расовой инженерии, не мог дольше отвлекаться на обсуждение этих тем. Его столкновение со специалистами в области экономики усугубилось их отказом принимать во внимание его политику национальной «дифференциации».

Особое значение Розенберг и экономические штабы придавали Украине и Кавказу. Но в то время как Розенберг требовал привилегированного положения в политике для этих территорий, экономисты продолжали преследовать свои цели – получение максимальных урожаев зерна на Украине и хищническая добыча нефти на Кавказе. Политика особых преференций, предоставляемых населению, наталкивалась на политику его максимальной эксплуатации. Конфликт так и не был разрешен на практике. На бумаге было зафиксировано положение о приоритете немецких интересов над интересами местных жителей. Потребление продовольствия на Востоке должно было быть сокращено в пользу народа Германии. «Это краеугольный камень, на котором должна строиться наша экономическая политика».

Был согласован план между экономическими учреждениями и ведомством Розенберга, согласно которому «Восток» делился на две зоны: лесные районы и черноземные области. «Наша задача встроить советскую экономику… в европейскую, что означает необходимость ее корректировки, которая будет происходить в соответствии с типами ареалов [Landstriche]. Будут развиваться только те ареалы (регионы), которые смогут снабжать нас продовольствием и нефтью».