Юрий Щекочихин - Рабы ГБ. XX век. Религия предательства

Да… Так вот об одном летнем дне 1980 года. Точнее, об одном телефонном звонке, из-за которого этот день остался в памяти, а не растворился в других пролетевших днях.

— Юрий? — услышал я в телефонной трубке вкрадчивый (как мне тогда показалось) мужской голос.

— С вами говорит Алексей Иванович…

— Какой Алексей Иванович?

— Алексей Иванович. Из Комитета государственной безопасности! почему-то радостно сообщил мне телефонный незнакомец. И поспешно добавил: Нам, Юрий, надо будет с вами встретиться.

— Ну, приходите… Я — на работе, — без особой радости сказал я.

— Да что вы, Юрий! У вас же там люди! Нет, на работе никак невозможно!

— Так что, мне, что ли, к вам на Лубянку идти?! Тогда давайте присылайте повестку. И вообще, откуда я знаю, кто мне звонит на самом деле!

— Да я вправду из КГБ! Что вы, право… — в его голосе появилась обида. — Можете записать мой телефон и сами мне позвоните! — И мне был продиктован телефон, номер которого начинался с их характерных 224.

Я ответил, что никуда звонить не буду и приходить тоже никуда не собираюсь, и что если я нужен КГБ, то пускай он сам ко мне и приходит.

— Да это очень важно, важно… Ну как вы не понимаете!.. Это действительно важно! — заверещал Алексей Иванович.

— Нет, — отрезал я, придав голосу необходимую твердость. — Я никуда не пойду!

— Ох, Юрий, Юрий… — вздохнул расстроено Алексей Иванович (а может, Иван Алексеевич, а может, вообще какой-нибудь Фаддей Булгаринович? А может, и не из КГБ?) — Пойду докладывать руководству.

— Докладывайте! — Я резко положил трубку.

— Что им нужно? Их интересую я? Или хотят что-то узнать о моих друзьях? Что за спешка? Может, подумал, это связано с последней командировкой в Узбекистан и опубликованной мною статьей о мафии? Или — просто так, поближе познакомиться?

Об этом, помню, я думал, прервав разговор с неожиданным и таинственным Алексеем Ивановичем.

И, конечно, тут же вспомнил свою первую встречу с представителем организации, собственный интерес к которой, наверное, равнялся интересу ее ко мне и моим друзьям.

Да, это было еще лет за десять до этого звонка. Я работал тогда в "Московском комсомольце" и переживал то счастливое время журналистской юности, жгучего любопытства к миру и счастье встреч с новыми и новыми людьми, которое, как я позже понял, повторить уже невозможно.

Однажды вечером мы пошли бродить по улицам. Помню, нас было четверо. Девушка, которую тогда любил, — или казалось, что любил. Наш фотокорреспондент Игорь Агафонов — потом, через много лет, умерший от рака горла, и тихий, нежный журналист Олег Калинцев, всю жизнь создававший устный роман "В стране дураков". (В этой его стране было два правителя: Иван Грузный и Иван Грязный, — а в картинной галерее висела главная картина: "Иван Грузный зачинает своего сына").

Мне было двадцать лет, девушке, наверное, столько же, а Игорю и Олегу лет по сорок, как мне сейчас, но называл я их на "ты" — Игорь, Олег, так как еще только-только придя в газету семнадцатилетним и отправившись на одно из своих первых заданий вместе с фотокорреспондентом, по возрасту годящимся мне в отцы, услышал в ответ на мой вопрос, как его называть по отчеству, наставительное: "Запомни, старик, у журналистов нет отчеств".

Итак, мы вышли на Чистые пруды, дошли до Покровки, где в прежнее время был винный подвал, в который вели три ступеньки, истоптанные башмаками многих поколений журналистов расположенного рядом газетного комбината, свернули на улицу Богдана Хмельницкого и оказались в шашлычной на углу.

Вот еще объявление в стране дураков: "Меняю одну военную тайну на две государственные", — сказал Олег, и мы все громко рассмеялись.

Потом вспомнили, что на днях наш приятель-поэт пришел ночью в приемную КГБ (естественно, пьяный) и предложил вниманию дежурного гимн, который он сочинил. Там были такие слова:

А припев в гимне был таким:

Мы громко разговаривали, еще громче смеялись, и больше, чем вино, пьянило меня и присутствие рядом девушки (мне и вправду казалось, что я ее любил), и сидящие рядом два старших товарища по счастливой тогда газетной жизни. И я скорее почувствовал, чем заметил двоих, сидящих за соседним столиком. Слишком недобро и напряженно смотрели они на нас, и я, обернувшись на этот взгляд, увидел, как старший — седой, с бульдожьей челюстью — что-то сказал своему молодому спутнику и с пьяной ухмылкой уставился на Олега.

И что ответил дежурный по КГБ? Он ему ответил: "Товарищ поэт! ЧК работает не только ночью, но и днем. Советую вам для начала проспаться"… Олег заканчивал свой рассказ, когда над нашим столиком вырос седоволосый, с тяжелой челюстью.

Повторяю, Олег Калинцев был человеком кротким и нежным, ненавидящим всякие скандалы и потому, наверное, часто нарывающимся на них.

— Па-азвольте ваши документы, — хулигански растягивая слова, сказал седоволосый, наклонившись над Олегом.

— Сядьте на место, — помнится, грубо оборвал я его.

— А тебя, щенок, не спрашивают! — огрызнулся незваный гость и повторил: — Па-азвольте документы…

Тут поднялся Игорь, что-то еще сказал я, потом тот, второй, подскочил, стал оттягивать своего приятеля за руку, приговаривая: "Мы на улице с ними, на улице…".

В общем, вечер был безнадежно испорчен. Мы встали и пошли к выходу, и я, помню, думал только об одном: если сейчас начнется драка, то где? Прямо в шашлычной? Возле гардероба на глазах у швейцара? На улице? Если в кафе или в вестибюле, то тут же прискачет милиция и скорее всего возьмут нас, так как милиция — а это уже всем было известно — журналистов не любит. А если на улице, то можно будет быстро помахаться и тут же удрать, пока милиция еще не подоспела. Но если будет драка, то куда девать девушку? Еще я думал о том, почему они пристали именно к Олегу, и о том, что же это за люди, и еще о всякой всячине, которая приходит в голову в такие минуты.

Они нас ждали в вестибюле около гардероба. Тот, с бульдожьей физиономией, встал на пути у Олега и, помахивая красной книжечкой, властно сказал:

— Ну, ты… Давай-ка документы!

— Ладно-ладно… Дай пройти… — Я попытался оттеснить плечом седоволосого, и вдруг услышал за спиной тихий голос:

Лучше уж мне предъявите документы…

Я обернулся. Парень — почти мой ровесник — вытаскивал красную книжечку. Сколько же их за один вечер! И мне:

— Комитет государственной безопасности. Документы, пожалуйста!..

— Ага, вот, вот… — завопил спутник седоволосого. — Так их, так… Поговорите мне еще! Ух ты, гнида! — Он помахал кулаком перед лицом Олега…