Юрий Поляков - В зоне риска. Интервью 2014-2020

Кстати, приняв участие в первом заседании, я заметил, что у думского Совета нет никаких концептуальных противоречий с теми настроениями, каковые царят в Общественном совете Министерства культуры и Президентском совете по культуре. Это наводит на мысль о возможном сложении усилий.

– Команда Совета – разнообразная, пёстрая. В нём и доктор филологии Водолазкин, и неоднозначный рокер Шнуров… Не получится ли как в басне Крылова: «Лебедь, рак и щука». Смуты и раздоров в обществе и так много.

– Как я понимаю, в Совет сознательно приглашены носители разных, порой противоположных и даже экзотических взглядов на искусство и его роль в обществе. Я, например, на первом заседании сидел рядом с Андреем Макаревичем, чьё творчество, а тем более политические взгляды восторга у меня никогда не вызывали. То же самое могу сказать и о филологической прозе Водолазкина. Но ведь и они могут обо мне сказать то же самое. Художник – эгоцентрик по самой своей природе. Искусство – это такой футбол, где каждый гоняет свой мяч. Правда, ворота одни на всех, и большинство в них не попадает. Наверное, при формировании Совета расчёт был на то, что из столкновения разных мнений сложится некий «консенсус», конверсия, которая и будет предложена обществу как новая концепция. Посмотрим. Но обаятельная матерщина Шнурова, несмотря на поддержку замечательного композитора Игоря Матвиенко, вряд ли будет легализована. Кстати, Шнуров был членом жюри телеконкурса «Голос», полгода не покидал телеэфира и прекрасно обходился без ненормативной лексики. Значит, может, если захочет…

– Как часто будет собираться Совет? Какая первая тема обсуждения? И что будут обсуждать в первую очередь?

– О периодичности заседаний Совета пока речь не велась, но первая встреча, как я сказал, уже состоялось. Это был обмен мнениями, обозначение позиций, прощупывание оппонентов. Думали, искры посыплются, когда зашла речь о том, нужно ли ограничивать свободу творчества и вводить жёсткую цензуру. Но искры не посыпались, ибо никто из творцов не хочет ограничений и запретов. А вот вопрос о самоограничении – оказался куда интересней, как и тема законодательных механизмов, не позволяющих искусству, или тому, что называют «искусством», разрушать культуру и социум. Думаю, в ближайшее время внимание Совета будет сосредоточено на подготовке нового «закона о культуре». Горький опыт показал, что это очень важно. Проникшая в законодательство в 90-е годы концепция «оказания населению культурных услуг» нанесла нашему искусство страшный урон. А лукавая идея, будто школа должна обучать, но никак не воспитывать, воплощённая в педагогическую практику, вообще чуть не привела к катастрофе. Слава богу, наши люди гораздо умнее наших законов.

– Существует мнение, что диктатура профессионалов в культуре меняется на ещё более жёсткую диктатуру дилетантов. Была диктатура Гончарова, Любимова, Дорониной… а теперь диктатура людей, которые волею случая оказались в театре… которые так далеки от театра, что даже сравнений не найти. Не кажется ли вам, что сегодня большая опасность в дилетантизме руководящих культурой персон, и в их стремлении любой ценой подчинить себе всё и вся?

– Я работал с Гончаровым. И хотя инсценировку моей повести «Апофегей» так и не выпустили на сцену «Маяковки» (об этом подробно в моей книге «По ту сторону вдохновения»), скажу вам вот что: диктатура таланта куда лучше, чем демократия бездарей. О депрофессионализации деятелей культуры я пишу много лет и нажил себе в результате множество недоброжелателей, ибо тот, кто пришёл в искусство без дара и профессиональной подготовки, воспринимает критику ещё болезненнее, чем любовник, явившийся на нежное свидание без эрекции. Увы, за последние десятилетия для одних искусство стало доходным бизнесом, для других – местом гедонистического самовыражения. Что хуже – не знаю, но заметил: гедонисты быстро становятся дельцами от культуры, а вот мастерами – никогда. Но по-настоящему самовыразиться в искусстве можно только через мастерство, и никак иначе.

Разные виды искусства непрофессионализм поразил не в одинаковой степени. Скажем, в музыке, классическом вокале, балете, архитектуре, на актёрском или цирковом поприще «самовыраженцу» закрепиться сложнее. Фронтон может рухнуть, тигр откусить пустую голову, а непроворную сильфиду или безголосого Фигаро освищут и прогонят со сцены. Но вот изобразительное искусство, особенно живопись, режиссура, литература, включая драматургию, – просто страна Лимония, для «самопровозглашенных талантов» и тех кто забежал в искусство «с холода». Постмодернистская революция 90-х привела к полному размыванию границ между тем, что такое хорошо и что такое плохо. Где критерии? Я так вижу, я так считаю, я так чувствую. В итоге текст неграмотного графомана именуется романом и получает «Букера», «Большую книгу», «Ясную Поляну»… Далее неофит, которого при советской власти отсеяли бы при первом внутреннем рецензировании за профнепригодность, объявляется надеждой отечественной словесности, а читатель в недоумении застревает на второй странице. И книга проваливается. Мы в своё время об этом много писали в «ЛГ». Например, стали выяснять, как расходятся книги некоторых «надежд». Выяснилось, за год в крупной сети было продано всего три книги обладателя премии «Национальный бестселлер». Улавливаете?

Вы спросите, а зачем была затеяна эта странная игра, поддерживаемая властью? Вспомните, насколько велико было влияние деятелей культуры на политику в конце 80-х и в начале 90-х. В литературе патриотическое крыло было намного мощнее либерального. Могу предположить, задача заключалась в том, чтобы сделать в массе своей «творцов», особенно в таких политизированных сферах, как литература, театр, кино, более управляемыми и более приверженными либеральным идеям. Во-первых, человек, которому талант дан богом, всегда независимее, а тот, кого талантом назначили, зависим: могут и переназначить. Во-вторых, профессионал, подчинённый объективным законам искусства, как правило, консервативен и в политических предпочтениях. А вот неумейки, эти все, как на подбор, гормональные либералы. Свобода, понимаешь ли, в том числе от мастерства.

Долгосрочная программа «разлитературивания» в основном осуществляется через Роспечать, а руководят этим подотделом Министерства цифрового развития бессменные кадры ельцинского призыва Григорьев и Сеславинский. Патриотически мыслящие писатели, да и просто профессионалы много раз обращались к президенту с просьбой вернуть литературу и книжное дело в Министерство культуры, в чьём ведении они пребывали до «рокировочки», устроенной Михаилом Швыдким. Владимир Владимирович на заседании Президентского совета очень удивился, услышав от меня, что изящная словесность у нас проходит по ведомству Министерства цифрового развития, и обещал помочь. И что? Ждём уже не один год. Боюсь, всё складывается по поговорке: «любит царь, да не любит псарь». В итоге, поставленная ещё в смутные времена и увязанная с десуверенизацией России задача – превратить литературу из властительницы дум в клуб по интересам – в значительной степени выполнена. Видимо, кто-то из «жадною толпой стоящих у трона» удовлетворён. А кто пострадал? Культура. Искусство. Школа. Зритель. Читатель. Слушатель. Государство Российское. Да-да, ибо без постоянного диалога власти с властителями дум государственная идея вырождается в предвыборный мандраж, от которого вибрируют орлы и звёзды на кремлёвских маковках.