Юрий Поляков - В зоне риска. Интервью 2014-2020

– Я думаю, что как раз Министерство образования к этому имеет наименьшее отношение. Есть Совет по русскому языку при президенте, есть институт русского языка, есть Академия наук, есть Общество русской словесности под эгидой Патриарха, есть Союз писателей. Почему бы не создать межведомственный Совет по языковым заимствованиям? С широкими рекомендательными полномочиями. Сегодня «неологизмы» порой вводят в речь люди, не знающие родного языка. Они не догадываются, что почти любому зарубежному слову можно найти адекватную замену, если не в активном, то в пассивном корневом запасе русского языка. Было бы желание, но мне кажется, многие чиновники даже не подозревают о существовании словаря Даля. Советы, которые наблюдают за состоянием национального языка, есть во всех странах. Но если российская элита убеждена в том, что её дети и внуки будут говорить по-английски, тогда что им до русского языка и его будущего? Панельная элита – одно слово!

– Возвращаясь к «панели». Ладно бы они чего-то бубнили, но они на этих панелях между собой грызутся. Уж на что Чубайс, притча во языцех, но даже он не выдержал и набросился на этих ничтожных людишек, которые сидят в правительстве. Обвинил, что нажимают на все педали «экономического автомобиля» одновременно. Где «минины и пожарские», которые должны выйти из глубины народа и прогнать этих бесов, которые превратили страну в полуколонию? Наш так называемый российский бизнес на 70 процентов нашей стране не принадлежит.

– У меня на этот счёт достаточно пессимистические прогнозы. Исторически наша государственность, а в её рамках и психология народа развивались таким образом, что наше сознание по сути – монархическое. Очень многое, если не всё зависит у нас от первого лица, которое олицетворяет собой и народ, и государство. Хотим мы этого, не хотим, у нас государство – это не парламент, не правительство, а Президент. Другими словами, суверен. Мы так устроены, нас так история устроила. И парадокс заключается вот в чём: как только наш народ начинает менять что-то сам, поднявшись на бунт, справедливый и назревший, то он сметает всё и плохое, и хорошее. Понятно, на развалинах, в которые превращается страна после массового «похода за хорошим», живётся народу ещё хуже, чем прежде, нужны десятилетия, чтобы восстановить хотя бы прежний уровень достатка, да и уровень свободы резко падает, ибо за «невиданными мятежами» следует неслыханный террор… Возможно, это выглядит наивно, но надежды у меня лишь на первое лицо. Только оно может включить механизм самоочищения и смены элиты без потрясений. Но, видно, пока заветный тумблер нащупать не получается или не хочется…

– В вашей книге «Весёлая жизнь, или Секс в СССР» описывается время, когда было модно сходить в баню, там же бассейн с облупившейся плиткой, и девочки плавают. Это было развлечение для чиновников – называлось «секс в СССР». Скажите, сегодня та мода перекинулась на современных чиновников или сегодня в моде однополый секс? Не по причине извращённости, а так велит мировой тренд?

– Вероятно, кто-то ради карьеры и ломает своё естественное половое влечение. Мне их жаль… Проблема, кстати, не такая уж и новая, если вспомнить гневное письмо Пушкина барону Геккерену, приёмному отцу Дантеса: тогда в высшем свете было принято усыновлять юных любовников. На самом деле, мой новый роман не о сексе в СССР. Это ироническое название, и за ним стоит знаменитая фраза на телемосте СССР—США конца 80-х годов. Наша советская труженица сказала, что секса в СССР нет… Все в студии, помню, засмеялись, и конец фразы потонул в хохоте. А ведь полностью фраза звучала примерно так: у нас секса в СССР нет, у нас в СССР любовь…

А ведь, вообще-то, она была права. Во времена моей советской молодости отношения между мужчиной и женщиной были бескорыстнее, в них гораздо меньше участвовали деньги, материальный интерес, хотя всякое случалось. Молодёжь любила стихи Андрея Вознесенского, который обличал расчётливую невесту: «выходит замуж молодость не за кого, за что, выходит замуж молодость, за модное манто…» Кстати, жена самого Вознесенского была значительно старше поэта.

Блудила ли номенклатура? Полагаю, гораздо меньше, чем творческая интеллигенция и диссиденты. Некогда. Работали от темна до темна. Бывал ли я в номенклатурных банях? Бывал, но девушек ни разу там не заставал, увы. Как правило, там собирался мужской коллектив правильной ориентации. Пили, сознаюсь, много. И водка, и пиво, и вобла – всё это было, грешен…

Я, кстати, описал в романе эпизод выездной учёбы, где как раз парни и девушки резвятся в общем бассейне. Для одной трепетной комсомолки, приехавшей осваивать премудрости организационной работы, это закончилось замужеством. Сегодня советские времена демонизируются, опошляются. Но ведь молодость – это всегда увлечения, романы, страсти… Что в этом плохого? Зов молодой плоти. А вот 1990-е годы прошли уже под знаком какого-то чудовищного блуда, причём, гордо выставленного на показ, чуть ли не в телеэфире… Вспомните, падение одного из наших генеральных прокуроров было связано именно с показом по телевизору купания в бассейне с наёмными наядами.

– С человеком, похожим на Генерального прокурора.

– Разумеется, похожим… Но такова была атмосфера афишированного дорогостоящего греха. В романе «Небо падших» я описываю этот разгул, когда у людей появились первые шальные деньги. Вчера ты был простым инженером, а сегодня у тебя чемодан зелени, за которую можно воплотить любую эротическую грёзу. Плохо это кончилось, старые семьи распались, новые, построенные на коммерческой основе, тоже оказались ненадёжными.

А что же касается однополых связей, то их намеренно сделали модными, и мы в этом смысле вернулись к Серебряному веку. Сейчас об этом особо не говорят, но искусство начала 20-го века эстетизировало гомосексуальные отношения. Вспомните Марину Цветаеву и Софью Парнок, Михаила Кузмина, других авторов Серебряного века. Это считалось признаком избранности, «голубая кровь». Кстати, в 1920-е однополая любовь в верхушке большевиков тоже не была редкостью. Иногда в зависимости от наклонностей руководителя «голубели» целые наркоматы.

Часто пишут про половой ригоризм сталинской эпохи и про то, что он был навязан советскому искусству. Это правда, но не вся. Сначала-то была попытка сексуальной революции в «избяной Руси», разрушения традиционной семьи и половой морали. Это являлось важной частью программы «Мировой Коммуны». Огромным тиражом издавалась «Эротическая азбука» Сергея Меркулова, знаменитого скульптора, автора памятника Тимирязеву на Никитской площади. Эти картинки, где каждая буква состояла из мужских и женских голых тел, сплетённых в половые комбинации, в том числе и гомосексуальные, раздавались населению, в основном молодёжи, для борьбы с буржуазным ханжеством. Секс культивировали как вид спорта, а детей, мол, воспитает государство.