Юрий Поляков - В зоне риска. Интервью 2014-2020

Когда Говорухин стал снимать фильм по Довлатову («Конец прекрасной эпохи». – Авт. ), то позвонил мне, чтобы посоветоваться. Я спросил: «Станислав Сергеевич, а почему Довлатов?» Он ответил: «Не завидуй, ПолЯков! Я понимаю, это не очень большая литература, но никто так, как Довлатов, не показал, насколько чудовищно мы были несправедливы к советской власти, страдая и мучась оттого, на что сейчас даже не обратили бы внимание». «Да ничего он не собирался показывать, он искренне страдал, как любой маргинал…» В самом деле, в чём конфликт? Ну, дескать, главного героя не печатают. Но не печатали тогда тысячи молодых писателей. У меня тоже не печатали «Сто дней до приказа» и «ЧП районного масштаба». Что же теперь, – ненавидеть за это всю страну с её народом, что ли? А у Довлатова даже не ненависть, а какое-то изнуряющее чувство, что ты здесь посторонний. «Так в этом, ПолЯков, вся сила, что не хотел, а показал…» Потом он пригласил нас с женой на Мосфильм, на закрытую премьеру. Я посмотрел и согласился: очевидная режиссёрская удача. А экранный Довлатов – хорош, красавец, хотя в жизни был неказист, а в пьяном виде, как вспоминает Рейн, просто невыносим.

– В таких ситуациях эмигранты сетуют на отсутствие свободы…

– Ну, да… У нас сейчас одна из самых свободных в мире стран. И всё равно есть масса людей среди интеллигенции, которые себя чувствуют себя в стране, ненавидят Россию. Видимо, эта параллель Говорухина привлекала и жгла. Он говорил: «Знаешь, может, я и твою вещь возьму – «Любовь в эпоху перемен». Жаль, что тоже о журналистах. Два фильма подряд о журналистах нельзя».

– Когда вы в последний раз видели Станислава Сергеевича?

– Давно. Где-то прошлым летом. Он избегал встреч.

– Один из авторов этого интервью нередко с ним созванивался.

– Я тоже созванивался. Писал для его журнала статьи. Но с тех пор, как он затворился в Барвихе, мы не виделись, а на заседания Народного фронта он ходить перестал…

– Один из нас (авторов этого интервью) ходил в Галерею художников, на 9 дней с момента кончины Станислава Сергеевича. Вячеслав Володин приехал, пришли артисты, режиссёры. Такое было ощущение, как будто сидели и ждали его самого. Вот Говорухин, говорят, школу не оставил свою. Это несправедливо.

– Что есть школа? Его ленты остались в отечественной культуре. Пока будет существовать русская культура, люди будут смотреть и «Вертикаль», и «Место встречи изменить нельзя», будут смотреть его «Ворошиловского стрелка»…

– В котором вы были соавтором сценария.

– Да, это была первая наша совместная работа. Но Говорухин был замечательный писатель. Он написал немного, но то, что вышло из-под его пера, помимо сценариев: публицистика, мемуаристика – хорошо сделано. Я думаю, надо всё это дело собрать и издать. И сценарии туда включить. Ведь из литературного сценария до экрана доходит в лучшем случае 50 процентов материала. Многие, прочитав первоначальные варианты сценариев, той же «Вертикали», могут открыть для себя неведомого Говорухина.

– А ещё он картины как художник писал.

– Да, не все знают, что Станислав Сергеевич неожиданно во второй половине жизни стал работать как живописец. Думаю, многие купили бы альбом его живописных работ, его тоже можно издать, снабдив комментариями, воспоминаниями… И, наконец, вот ещё что… У нас нет продуманной системы того, что большевики называли монументальной пропагандой. Совершенно необъяснимо, почему в Москве есть памятник Бродскому, но нет памятников Пастернаку, Заболоцкому, Аполлону Григорьеву.

Мало кто помнит, что была в своё время на Беговой так называемая литературная деревня, где жили очень многие писатели, в том числе и Заболоцкий, Ахматова, Гроссман. Почему бы там не поставить памятники этим выдающимся мастерам художественного слова? Зачем обязательно рядом с Красной площадью? Почему бы где-то в окрестностях «Мосфильма» не сделать такую вот аллею памятников нашим выдающимся режиссёрам? Почему бы там не увековечить Пырьева, Ромма, Александрова, Бондарчука, Герасимова, того же Говорухина?

– Нам такая идея нравится.

– Разве в кинематографе Говорухин фигура менее значительная, чем в музыке Ростропович, памятник которому установлен в самом Центре? Я считаю, что – более значительная. Всё-таки Ростропович, при всём к нему уважении, был лишь исполнителем. А Говорухин – создатель. Почувствуйте разницу! Может быть, Карену Шахназарову и мэру Москвы Сергею Собянину, которому я шлю запоздалые поздравления с юбилеем, – действительно, подумать и устроить там, на Мосфильмовской, а она уже почти центр Москвы, такую аллею Кинопамяти? Люди специально ездили бы, чтобы посмотреть на наших великих, в хорошем смысле обронзовевших режиссёров.

– В том числе – на Говорухина.

– А Говорухин с его манерами английского аристократа из Одессы – сам был при жизни похож на памятник, который вышел на неспешную прогулку, попыхивая вересковой трубкой. Это не насмешка, он в самом деле производил такое впечатление. Вот Ролан Быков, которому тоже стоять в этой аллее, тот, наоборот, вёл себя, как антипамятник. А в Говорухине всегда было что-то от монумента.

Мне кажется, даже Путин немного робел в его присутствии. Я первым приду и положу цветы к подножью бронзового Станислава Сергеевича…

Знаменитый писатель, председатель Общественного совета Министерства культуры России сделал в эфире Радио «Комсомольская правда» несколько сенсационных заявлений. Этот писатель с пустыми руками никогда к нам в «Комсомолку» не приходит – обязательно с новой книгой. Вот сейчас в обществе обсуждается его публицистическое произведение с несколько странным для комсомольца-интернационалиста названием, даже несколько провокационным «Желание быть русским». И наше интервью с писателем мы начали с вопроса, как говорится, в лоб:

– Вы националист, что ли, Юрий? – Ну, вы… сказали, будто клеймом припечатали!

В 1920—1930-е за национализм, и не только русский, могли и расстрелять. Я вообще-то ожидал подобной реакции от определённой части российской интеллигенции, запутавшейся в своей этнической принадлежности, и поднимая опасную тему, знал, что навлеку на себя негодование «граждан мира», предпочитающих зарабатывать на жизнь почему-то в России. Но от вас-то, Александр Гамов… Вы мне объясните, что плохого, если человек озаботился судьбой своего народа? Почему якуту или татарину можно, а русскому нельзя?

– Скажем прямо: нас тема национальности просто пугает. На этой почве проливается очень много крови. Нужно ли сейчас муссировать эту тему, да ещё с таким посылом – о русских? Русские огромная нация, если этот медведь начнёт ломать посудную лавку, мало не покажется никому.