Кейт Андерсен Брауэр - Резиденция. Тайная жизнь Белого дома

Хэмилтон говорит, что был взбешен. Зарплату повысили чуть ли не всем, кроме афроамериканцев из обслуживающего персонала. Вдохновившись действиями борцов за гражданские права, он собрал группу коллег-уборщиков и объявил им: «Сегодня они проводят официальный обед, но мы работать не будем».

Повисла долгая пауза. Коллеги обдумывали услышанное. Они уже дали согласие помочь – обычно к организации таких мероприятий привлекали работников самых разных подразделений, имеющих допуск службы безопасности.

– Что значит – не будем работать? Нас же уволят, – сказал один из них.

– Вот как раз это я и пытаюсь вам втолковать. Если мы все вместе будем твердо стоять на своем, нам ничего не будет. Выбора у них нет. Они же не смогут заменить нас кем попало – для работы на мероприятии нужен допуск, – объяснил Хэмилтон.

В итоге ему удалось убедить сослуживцев, и они отправились к главному швейцару Дж. Б. Уэсту.

Уэст рассвирепел. «Ты выступаешь от лица всей этой компании?» – спросил он Хэмилтона. «Можно сказать, да», – ответил тот. Хэмилтон вспоминает, что Уэст «просто побагровел. Хоть раз в жизни да удалось поставить босса в безвыходное положение», – смеется он.

– То есть вы думаете, что это я нацеплю на себя бабочку, белую рубашку, костюм и буду подбирать за всеми? – обратился Уэст к группе.

Хэмилтон не дрогнул.

– Сэр, мне глубоко плевать, чем вы будете заниматься после моего ухода отсюда.

В отличие от того, что показано в фильме «Дворецкий», вопрос о неравенстве в оплате труда подняли не буфетчики – Хэмилтон говорит, что «они вели себя тише воды ниже травы». На самом деле он был разочарован их пассивностью – из всех работников обслуживающего персонала Белого дома самыми влиятельными были буфетчики, работающие в непосредственном контакте с президентской семьй. Наберись они смелости сказать президенту и первой леди, что им недоплачивают, это было бы тут же исправлено, уверен Хэмилтон.

«Мы не участвовали в движении за гражданские права. Наше дело было обслуживать президента и его семью. Точка», – говорит бывший буфетчик и метрдотель Джордж Хэнни. Хэмилтон говорит, что он был единственным работником резиденции в аудитории, к которой Мартин Лютер Кинг обратился со ступеней Мемориала Линкольну со своей знаменитой речью «У меня есть мечта» во время Марша на Вашингтон [34] Марш на Вашингтон за рабочие места и свободу – манифестация 28 августа 1963 года, в которой приняли участие около 300 тысяч человек. – примеч. пер. . По его словам, он испытал тогда «сильнейшее воодушевление». Но когда по велению совести он призвал коллег к действию, это вызвало у них раздражение. По его словам, «из-за требования повысить зарплату на меня больше разозлились свои же, чернокожие, как и я сам. Но у меня семья. Я должен сделать все, чтобы жизнь моих детей сложилась лучше, чем у меня. В лепешку разбиться, но сделать для этого всё. Как-то пришел домой и говорю жене: «Они меня окончательно достали [о белом руководстве, занижающем зарплаты афроамериканцам]. Пусть увольняют, но я больше не позволю никому из них вешать мне лапшу на уши».

Тем не менее выступление Хэмилтона и его коллег принесло свои плоды и справедливость восторжествовала. Через два дня после устроенного ими бойкота официального обеда всем чернокожим работникам резиденции повысили жалованье. Хэмилтон считает, что Дж. Б. Уэст осознал значение событий за стенами Белого дома. «Он понял, что не может игнорировать то, что происходит на улицах. Я понял, что прижал его, еще во время встречи. Ни разу в этом не сомневался».

Несмотря на свое возмущение явными проявлениями расизма в Белом доме, Хэмилтон восторженно отзывается о своих пятидесяти пяти годах службы одиннадцати президентам. «Когда я пришел в Белый дом на собеседование, мне показалось, что для меня наступает новая жизнь, – говорит он. До этого Хэмилтон никогда не посещал Белый дом, даже с экскурсиями. – Я просто не мог в это поверить, да и мои родители тоже! Так не бывает!»

Юджин Аллен намного осторожнее относился к возможности нарушить установленный порядок, чем Билл Хэмилтон.

Единственный сын Аллена Чарлз оказался во Вьетнаме и был страшно напуган перспективой участия в наземных боях. «Я просил отца воспользоваться его положением в Белом доме, чтобы помочь мне, единственный раз в жизни. Написал ему, чтобы он попросил президента Джонсона вытащить меня из этого ада».

Его письмо отцу сквозило самым настоящим отчаянием: «Обратись к нему, пусть меня уберут из пехоты. Я останусь на войне, но пусть меня просто уберут из пехоты. Мы делаем марши по 15–30 километров в сутки. Я просто умираю от голода». И дальше: «Папа, я не слабак и не трус, но давай ты попросишь господина Джонсона перевести меня в какое-нибудь авиационное подразделение?»

Чарлз получил от отца не тот ответ, на который надеялся. «Он ответил, что, если бы при власти оставались Кеннеди, он смог бы что-то сделать. Если бы был жив Бобби». Но Белый дом Джонсона был совершенно другим. «Я знаю этих людей недостаточно хорошо. Так что уж придется тебе держаться, сынок».

В 1960-х и 1970-х жители негритянских кварталов Вашингтона считали работу буфетчика, горничной, посудомойки или уборщика Белого дома престижным занятием. «Это всегда воспринималось здесь как очень особенный, в каком-то смысле даже изысканный вид деятельности», – говорит Лонни Банч. Он увязывает это чувство профессиональной гордости и достоинства с тем, что во многих семьях этой работой занимались из поколения в поколение: «От отца к сыну, от сына к внуку».

Для нескольких поколений чернокожих американцев работа в Белом доме была чем-то большим, чем просто работа. «Они понимали, что работают не только ради самих себя. Они действительно ощущали бремя двойной ответственности. Они не просто работали, чтобы кормить свои семьи, но еще и символизировали собой то, на что способны представители их расы при определенном отношении к себе. Они прикладывали все силы, чтобы быть самыми лучшими в своем деле».

Иногда преобладание в Белом доме чернокожих дворецких становилось проблемой. Швейцар Крис Эмери вспоминает случай во время исторического визита советского лидера Михаила Горбачева в Белый дом в 1987 году. Тогда на ходу возник вопрос о том, как двух мировых лидеров укрыть от проливного дождя, собиравшегося хлынуть над Южной лужайкой.

«Главный швейцар Гэри Уолтерс оглядел выстроившихся с зонтами дворецких и сказал: «Я не могу допустить, чтобы зонты над мировыми лидерами держали только чернокожие. Это будет выглядеть ужасно». Уолтерс попросил Эмери и еще одного белого швейцара выйти на улицу с зонтами и держать их над Рейганом и Горбачевым, чтобы не создалось впечатление, «что тут у нас как на какой-нибудь плантации», как выразился Эмери.