Гвидо Кнопп - CC – инквизиция Гитлера

Чем разнузданнее вели себя штурмовики СА, начиная с рядовых и заканчивая высшими чинами, тем отчетливее проявлялся корпоративный дух сплоченных и дисциплинированных войск Гиммлера. Когда и для кого должен был пробить решающий час — это становилось лишь вопросом времени.

Эйфория 30 января 1933 года прикрыла глубокие противоречия между партийными соперниками. Люди Рема, которые благодаря уличным боям последних лет стали символом новой власти, прошли в воинственном шествии мимо окон рейхсканцелярии. Но их выступление в стороне от пропагандистских инсценировок не было связано с тактикой законного прихода к власти Гитлера, который пока вынужден был пойти на союз с консервативными силами.

Для СА этот день стал своего рода вентилем, открытия которого они так долго ждали. Теперь они считали себя совершенно не связанными буржуазными законами. Пьяные штурмовики обыскивали и избивали прохожих. Банды, одетые в коричневую форму, требовали «24 часа свободы». Это означало не что иное, как взять реванш над политическими противниками. Они громко скандировали свои лозунги перед заведениями, принадлежавшими евреям, они собирали деньги для партии или вымогали их для себя. Злобные, преисполненные мести оргии устраивались почти ежедневно. В первые месяцы нового порядка около 100 000 человек исчезли в подвалах, гаражах и других потаенных местах СА. Всюду сооружались «дикие» лагеря, даже пивные заведения СА были частично превращены в места для пыток.

Уже в марте 1933 года на территории старой пивоварни в Ораниенбурге, севернее Берлина, возник лагерь, где должны были концентрироваться арестованные противники режима. Арно Хаусман, один из последних оставшихся в живых и познавших условия этого раннего концлагеря, вспоминает: «Одного бродягу, только что попавшего в лагерь, охранники до тех пор обрабатывали швабрами, пока с его тела не стала сползать кожа кровавыми клочьями. Спустя сутки он умер». Это называлось у СА «предварительным заключением». Они правили балом в лагере, который находился непосредственно в жилом районе рядом с увеселительными заведениями.

Кульминация неприкрытого террора пришлась на берлинский район Копеник. Здесь, в здании суда первой инстанции, находился штаб сводной группы СА «Штурм-15». Отсюда шли команды на проведение погромных налетов на политических противников да и на любого, кто «неприятно мозолил глаза» штурмовикам.

В маленькие камеры они заталкивали по 20 человек. Когда в дом родителей ворвалась группа штурмовиков, молодой социал-демократ Антон Шмаус застрелил в отчаянии трех бандитов. Месть была беспримерно жестокой. Отца Шмауса они тотчас линчевали и повесили его в собственном доме. Сыну удалось бежать, но вскоре он был арестован и расстрелян в тюрьме. В течение нескольких дней 500 коммунистов и социал-демократов были схвачены и посажены под арест. В трактирах СА и тюрьме при суде их подвергали зверским пыткам.

Из показаний очевидца:

«Когда пришло известие о том, что убиты трое штурмовиков, нам, пленникам СА, устроили настоящую кровавую баню. Нас избивали стульями, плетками и штыками. В церковном зале 35 рабочих купались в своей крови. Одежда с них была сорвана. Кровь и куски мяса потом сгребали и выносили ведрами».

Сколько людей стали жертвами той кровавой недели, до сих пор неизвестно. Известны фамилии 23 погибших, но близкое к истине число жертв, видимо, превышает сотню человек.

Если бы потребовалось последнее доказательство тому, что «коричневым батальонам» нет места в новом государстве, поскольку Гитлер решил привязать к себе консервативную элиту; то разнузданный террор СА после передачи власти послужил бы им как нельзя лучше.

Начальник штаба СА довел тлеющий конфликт до белого накала.

Еще летом Рем потребовал, чтобы за революцией национальной последовала революция национал-социалистическая. Находясь в плену романтики ударных батальонов, он грезил революцией с винтовками и пушками, которая за одну «ночь длинных ножей» сокрушила бы старые порядки. Такого не случилось, и Рем был глубоко разочарован союзом Гитлера со старыми силами. Еще и потому, что большая масса членов СА все-таки ожидала вознаграждения за героизированные «жертвы боевого времени». Среди штурмовиков имелось немало безработных, а их дурная слава не могла быть хорошей рекомендацией. Но, по мнению начальника штаба, члены СА должны занять центральные позиции в государстве.

22 мая 1933 года Рем написал письмо руководству партии:

«Отношению партии, как мачехи к чужим детям, должен быть положен конец».

Чтобы придать вес требованиям и показать силу и мощь, члены СА собрались на большие демонстрации: Аннаберг (12 тысяч человек), Лигниц (16 тысяч человек), Бреснау (80 тысяч человек).

Рем вынашивал особую мечту. Войска СА он рассматривал как основу нового немецкого народного ополчения, в котором небольшая профессиональная армия, рейхсвер, должна была раствориться. Себя он видел главнокомандующим. Рем до мелочей разработал план реорганизации СА по образцу регулярной армии.

Служебные инструкции были переработаны в соответствии с воинскими уставами, а боевые знамена должны были носить номера королевских полков прусской армии.

Участник Первой мировой войны, капитан Рем по-прежнему сохранял свое враждебное отношение к офицерскому корпусу рейхсвера, представители которого на официальных приемах порой даже не подавали ему руки. Их он тоже считал виновными за поражение 1918 года.

«Генералы — это старые сапожники. Они не способны по-новому мыслить, — говорил он, хваля себя. — Я — Шарнхорст новой армии».

Рем верил в силу масс и видел в народном ополчении армию будущего. Части «Стального шлема» — ультраконсервативного союза ветеранов Первой мировой войны — уже растворились в массе войск СА. В конце концов, 4,5 миллиона штурмовиков находились в подчинении Рема, который открыто предъявил свои претензии. Кроме того, он потребовал передачи под его командование погранслужбы «Восток» и контроля над арсеналами в восточной Германии.

Однако бесконтрольные части СА представляли собой серьезную угрозу успехам Гитлера, которого очень беспокоила непрочность союза с армией и промышленностью. 6 июня 1933 года он заявил: «Революция не является постоянным состоянием, и она не должна приспосабливаться к нему на длительное время. Нужно уметь высвобождающийся поток революции переводить в надежное русло эволюции».

Гитлер сменил коричневую форму одежды на фрак и цилиндр. Своим циничным поведением в Потсдаме он продемонстрировал старому фельдмаршалу фон Гинденбургу свою мнимую верность конституции. Пока Гитлер вынужден был считаться с шептунами-советниками седого рейхспрезидента. Пока он допускал возможность вновь потерять все.