Катерина Андреева - Беларуский Донбасс

Сложно сказать, насколько точно передал эпизод в своих воспоминаниях Турчинов. Но выглядит его рассказ вполне реалистично. Разумеется, Лукашенко категорически не хотел любого (даже косвенного — в виде предоставления территории) участия Беларуси в военной агрессии России против Украины — это имело бы фатальные последствия для государства на международной арене. Но он, вероятно, также прекрасно понимал, что при масштабной эскалации конфликта может получить от Путина ультиматум, проигнорировать который будет невозможно. Эта шаткость позиции сквозила во многих высказываниях Лукашенко в ту пору.

8 мая 2014 года, спустя шесть дней после трагедии в Одессе, Александр Лукашенко летит в Москву, где тет-а-тет встречается с Владимиром Путиным. До того как переговоры продолжились за закрытыми дверями, беларуский лидер публично обратился к президенту России: «Мне хотелось бы, так сказать, за кадром откровенно поговорить о ситуации на Украине и как-то скоординировать наши действия ». В тот же день на неформальной встрече глав ОДКБ [162]Лукашенко комментирует одесские события почти буквально словами российской пропаганды — он проводит параллель между сожжением Дома профсоюзов и сожжением Хатыни в годы Второй мировой войны. «Мы помним Хатынь, когда несколько сотен деревень на территории Беларуси были сожжены фашистами вот по такому принципу», — говорит он. Дальше — больше: «Неприемлемы подобные действия в любых государствах, и тем более неприемлемо будет, если мы спокойно будем взирать на то, что происходит. Это прежде всего касается Российской Федерации и Беларуси. Мы, естественно, не можем спокойно на это взирать, потому что там наши люди и они взывают о помощи и требуют реагирования на подобные вещи ». Звучит подобная риторика недвусмысленно: словами о «наших людях, которые взывают о помощи», обычно оправдывают собственную агрессию. Именно так делал Кремль в 2008 году во время войны в Южной Осетии, именно этим объяснял Путин аннексию Крыма [163]. Наконец 8 мая Лукашенко прямо заявляет Путину: «Вы, Владимир Владимирович, должны знать, что мы будем рядом, плечом к плечу, и я говорю это не только потому, что здесь мы собрались перед СМИ, у нас просто выхода другого нет, как быть вместе».

Позже Лукашенко вспоминал один из своих разговоров с президентом РФ весной-летом 2014 года: «Тогда я, встречаясь с Путиным, а в дружеских мы таких, добрых отношениях, говорю: “Володя, нас втягивают в эту войну, втягивают. Нам создают вот эту мясорубку, чтобы мы друг друга убивали…”» Тут, конечно, главное именно это местоимение «нас». «Нас» — то есть Беларусь и РФ. Но какое отношение Беларусь имеет к войне на Донбассе? Ведь у Беларуси и Украины никаких претензий друг к другу не было. Так что втянуть Лукашенко в войну мог только Путин. Втянуть на том основании, что у Беларуси и России «единое оборонное пространство», как сам неоднократно говорил Лукашенко. «У нас создана, если хотите, единая армия, основу которой здесь, на этом направлении, составляет беларуская армия и части Московского военного округа, другие (по плану министерств обороны Беларуси и России) в случае конфликта немедленно подключаются. Не дай бог произойдет столкновение в Беларуси, наша армия начинает по плану немедленные действия (ну, ясно, если это не дай бог НАТО позволит себе…) — и по времени, по дням расписано, какие части из России немедленно подключаются к конфликту», — говорил он на пресс-конференции 17 октября 2014 года.

Разумеется, такой сценарий Лукашенко обуславливал возможным широкомасштабным столкновением с Западом. Но, как известно, угроза со стороны НАТО — это тема для бесконечных спекуляций. Путин в свое время заявлял, что и на Донбассе, по сути, воюют «натовские легионы». Угрозой размещения баз НАТО в том числе объясняли и аннексию Крыма.

«Когда в России начали, “а вот Лукашенко не поддерживает (читай: оголтело) Россию по Украине и так далее и тому подобное”, я опять же высказывался, свою позицию излагал, а потом говорю, и Путину об этом говорил, ребята, вы успокойтесь, если случится так, что нам надо встать спиной к спине с россиянами или мне с Путиным, мы это сделаем… И тут мы даже не будем думать: ошибки, не ошибки?.. Мы с Россией союзники, и мы будем свято соблюдать наши договоренности. Вот и все. Это — наша позиция», — говорил Лукашенко на той же пресс-конференции 17 октября 2014 года. «Я всем западникам скажу прямо: “Не дай бог, что случится — мы будем плечом к плечу с Россией! Это наш союзник”. И привожу пример: вы помните, как в Ираке бомбили, ломали, нашли якобы ядерное оружие и повесили Саддама Хусейна? Помните? Весь мир знал, что это несправедливо, неправильно поступают Соединенные Штаты Америки. Но вся Европа, натовские страны выстроились в затылок и поддерживали Америку. Почему? Потому что они союзники. Конечно, не дай бог нам попасть в такую ситуацию, когда надо вопреки всему поддерживать наших партнеров! Но все должны понимать: мы были с Россией вместе и мы будем всегда!» — выражал Лукашенко ту же мысль уже во время обращения к народу и Национальному собранию 29 апреля 2015 года. Параллель с войной в Ираке более чем характерна. Если уж Лукашенко просто хотел угодить своему союзнику обещанием поддержки, то, учитывая сакральность Великой Отечественной войны для Беларуси, можно было сослаться именно на те исторические события. Мол, и теперь, как в 41-м, ляжем под танки, защищая Москву. Но вместо этого он привел в пример вторжение в Ирак в 2003 году — самую одиозную военную кампанию США в новейшей истории. То есть Лукашенко прямо говорил: если действительно понадобится, он будет воевать на стороне России, даже если Россия в этом конфликте будет агрессором [164]. А сейчас, мол, мы «оголтело» не выступили на стороне Москвы просто потому, что в этом нет необходимости — русские и сами могут справиться.

Вне всяких сомнений, Лукашенко не стремился воевать. Но можно смело предположить, что они с Путиным действительно обсуждали возможные варианты совместных действий в случае перерастания войны на Донбассе в крупный региональный, а то и мировой конфликт. К счастью, до глобального конфликта дело не дошло. Теперь нет смысла фантазировать на тему, что было бы, если бы ситуация пошла по апокалиптическому сценарию. Разумеется, вовсе не факт, что Беларусь действительно стала бы воевать на стороне России. Лукашенко не раз уклонялся от выполнения тех или иных своих обещаний. Да и история знает массу примеров, когда военно-политические союзники в день «X» не оказывались в одних окопах. Франкистская Испания, хоть и сотрудничала с гитлеровской Германией, но в войну так и не вступила. А Италия в 1914 году и вовсе переметнулась на другую сторону баррикад: вышла из Тройственного союза с Германией и Австро-Венгрией и воевала на стороне Антанты. Так что отождествлять обещания с реальными делами, конечно, не стоит. Удивительно другое: как главный военно-политический союзник Путина вдруг столь успешно стал создавать себе имидж регионального миротворца?