Катерина Андреева - Беларуский Донбасс

К этому, казалось, изначально не было никаких предпосылок. Риторика Лукашенко по поводу конфликта в Украине в 2014 году — это однозначная поддержка России и критика Запада. Майдан он называет государственным переворотом, который произошел при поддержке западных стран. Войну на Донбассе раз за разом называет гражданской. Аннексию Крыма оправдывает: мол, Россия «не могла не реагировать», русскоязычное население «душили», а на полуострове могла появиться база НАТО. «Я не знаю, если бы Путин не защитил людей и Крым не поднялся, что бы там было», — говорил он в апреле 2014-го в интервью НТВ. Ответственность за эскалацию конфликта Лукашенко возлагает на Запад. «И, знаете, Россию обвиняют, что она Крым захватила, что россияне участвуют в войне в Донецке и Луганске… Ну, может быть, и можно обвинять Россию, но ведь повод для этого не из Беларуси и не из самой России появился. Власти Украины, как минимум, дали повод к тому, чтобы россияне насторожились и предприняли превентивные меры к защите русскоязычного населения в Крыму», — утверждал он в интервью «Евроньюс» 1 октября 2014 года. В том же месяце, выступая уже перед российскими журналистами, Лукашенко говорит: Россия была вынуждена защищать и поддерживать жителей Донбасса, без России дни ДНР и ЛНР были бы давно сочтены.

Конечно, нужно отдать Лукашенко должное: «красную черту» он старался не переходить. Не стал поздравлять Путина с аннексией Крыма. Киевскую власть не называл «хунтой», украинцев не называл «фашистами». Майдан хоть и считал антиконституционным переворотом, но легитимность новой украинской власти под сомнение не ставил. Российских журналистов даже переубеждал: мол, не верьте, что люди с Западной Украины — это нацисты. «Да нормальные там люди», — говорил он. Заявлял, что поддерживает территориальную целостность Украины, не хочет разрушения украинского государства и не собирается признавать ДНР и ЛНР. «Референдумы» боевиков называл юридически ничтожными, выступал против идеи федерализации Украины. Приехал на инаугурацию Петра Порошенко, где на вопрос журналистов о том, что Украине делать с боевиками ДНР и ЛНР, ответил однозначно: «Боевиков, которые воюют против украинцев, надо уничтожать». Лукашенко с самого начала прекрасно понимал, что допустить полного слияния с позицией Путина на международной арене никак нельзя — это лишит его пространства для маневра и может погубить государство. Но внешнеполитическая концепция официального Минска, согласно которой Беларусь является региональным миротворцем и донором стабильности, тогда еще не созрела.

Более того, на саму идею стать посредником и миротворцем в украинском конфликте Лукашенко реагировал крайне раздраженно. «Никогда мне такую роль не предлагайте. Я ненавижу посредников и миротворцев, — говорил Лукашенко журналистам в день инаугурации Порошенко. — Это тот, кто хочет себе политические дивиденды нажить, дутый авторитет получить — вот он рвется в посредники и миротворцы. Я этого не хочу». Эту мысль весной-летом 2014 года глава Беларуси повторял неоднократно. Однако к этому же периоду относится первая инициатива Лукашенко касательно российско-украинского конфликта. «Когда начался конфликт, позвонили мне поляки сразу. Я говорю: хорошо, если вас интересует план “диктатора”, мы можем предложить. И им сказал: если вы не примете этот план, я буду считать, что вам не надо нормализация в Украине. Туск (премьер-министр Польши на тот момент. — И. И.) со мной согласился. Они не приняли этот план. И сейчас стыдливо прячут глаза», — вспоминал Лукашенко в январе 2019 года [165]. В чем конкретно состоял тот первый «план диктатора», неизвестно до сих пор. Лукашенко многократно и очень многословно рассказывал об этом эпизоде, но никогда не детализировал. Обычно подчеркивал: дескать, Запад отвергнул план, никому в Украине мир не нужен. Впрочем, одновременно добавлял: Россия тоже этот план отклонила. Правда, однажды Лукашенко все-таки намекнул на сущность того предложения — оказывается, речь якобы шла о возможном участии беларуской армии в событиях на Донбассе. «Я готов был очень далеко пойти, когда речь шла о том плане, о котором рассказывали, вплоть до ввода… вплоть до использования своих вооруженных сил, для того чтобы развести конфликтующие стороны. Я готов был, так тогда заваруха только начиналась, — утверждал Лукашенко в беседе с российскими журналистами 17 октября 2014 года. И тут же добавил еще более странную ремарку: — Я готов бы был использовать свои вооруженные силы. Не в качестве миротворцев, не ввести, а использовать свои вооруженные силы. Как, в каком качестве — это, когда бы план реализовывался, мы бы смотрели: надо-не надо, нужно-не нужно».

В этой странной истории обращают на себя внимание два момента. Во-первых, примечательна дата телефонного разговора Туска и Лукашенко — 17 апреля 2014 года. То есть спустя всего четыре дня после того, как Турчинов подписал указ о начале АТО. Линии фронта как таковой еще не существует, о полномасштабной и затяжной войне речи нет. А Лукашенко уже предлагает отправить на Донбасс беларуских солдат и «развести конфликтующие стороны». Во-вторых, сложно понять, как можно ввести беларускую армию на Донбасс «не в качестве миротворца». Обычно, если вооруженные люди в зоне боевых действий не являются миротворцами, то они — участники конфликта, экспедиционный корпус. Действительно ли использование армии на Донбассе обсуждалось руководством Беларуси? Или это была чистая импровизация Лукашенко, за которой абсолютно ничего не стояло? Сложно сказать. Но, как минимум, эта ситуация свидетельствует о том, насколько весной-летом 2014-го был дезориентирован сам Лукашенко. Как максимум — демонстрирует нам, какая тонкая грань отделяла Беларусь от участия в войне.

То, что именно Минск дважды стал местом подписания мирных соглашений по Донбассу, если и можно назвать заслугой Лукашенко, то весьма косвенной. В действительности это стало результатом стечения обстоятельств. К сентябрю 2014 года большая часть мирового сообщества однозначно осуждала действия России в отношении Украины, уже были введены первые пакеты санкций. Кремль, очевидно, не согласился бы вести переговоры в стране, выступившей против РФ на международной арене, так что выбор был изначально ограничен. Минск же казался наиболее удобной площадкой с точки зрения логистики. Вариант был приемлемым и для Украины: Беларусь хоть и считалась союзником Москвы, но все-таки не запятнала свою репутацию прямой поддержкой путинской агрессии.

Что же касается хода переговоров, то влияние на них официального Минска было равно нулю. В этом смысле назвать Лукашенко посредником действительно нельзя: он являлся администратором, ответственным за техническое обеспечение переговоров, и не старался преувеличить свою роль в тех событиях. «Когда я спросил в очередной раз: “Что мы можем, беларусы, помочь, где мы можем подставить свое плечо?” — президент России и прежде всего президент Украины Петр Порошенко меня попросил: “Помогите собрать людей, мы хотели бы, чтобы это в Минске было. Название этой группы — контактная группа (вы это знаете), помогите провести”. Мы сделали все, что они хотели. То есть мы не рвались в это миротворчество. Мы никакие не миротворцы», — говорил впоследствии Лукашенко. «То, что Минск стал некоей столицей миротворчества, это заслуга прежде всего президентов России и Украины. Мы сыграли свою роль, ту роль, которую нас попросили сыграть», — подчеркивал он в апреле 2015 года.