Катерина Андреева - Беларуский Донбасс

Разумеется, тема Донбасса использовалась Лукашенко и для внутреннего потребления — в диапазоне от запугивания («хотите, чтобы было как в Украине?») до радостной констатации, что беларуский народ стал менее критично относиться к действующей власти. Еще в марте 2014 года председатель КГБ Валерий Вакульчик докладывал главе государства: под влиянием трагических событий в Украине люди начали больше ценить стабильность в Беларуси. Потом об этом говорил и сам Лукашенко.

Власть пыталась внушить людям простую мысль: мир в Беларуси на фоне войны в Украине доказывает истинность курса, взятого страной в 1994 году. Порой подобная риторика принимала откровенно гротескные формы. «Мы видим, что происходит вокруг, мы видим хаос, порой беспорядок, — говорила пресс-секретарь Лукашенко Наталья Эйсмонт в интервью ОНТ 7 марта 2019 года. — И знаете, иногда мне кажется, что не сегодня так завтра в мире может возникнуть запрос на диктатуру. Потому что за диктатурой в нашем сегодняшнем понимании в первую очередь мы видим порядок, дисциплину и абсолютно нормальную, спокойную жизнь. Что говорить, мне кажется, уже мы так часто произносим это слово, что диктатура — это уже наш бренд».

В том, что украинские события повлияли на общественно-политическую жизнь в Беларуси, — сомнений нет. Однако оценить степень этого влияния не так просто. Первоначально Майдан и российско-украинская война вселили в беларусов страх тотальной дестабилизации, почти полностью заслонив собой внутренние проблемы страны. В 2014 году рейтинг Лукашенко рос как на дрожжах. По данным Независимого института социально-экономических и политических исследований (НИСЭПИ), с декабря 2013 года по сентябрь 2014-го рейтинг доверия Лукашенко вырос с 37,7 до 53,5 %. Одновременно выросли симпатии к евразийской интеграции (с 37,1 до 49,8 %) и негативное отношение к Западу. Однако уже к концу 2014 года, как отмечают социологи, события в Украине перестали гипнотизировать беларусов — они все больше думали о собственных проблемах. А проблем хватало: за 2014 год беларуский рубль девальвировал почти на четверть (его потянул вниз рубль российский — его в свою очередь обрушили западные санкции), а в январе 2015 года еще почти на 30 %. Рейтинг Лукашенко пошел на спад, как и доверие беларусов к России. На президентских выборах в октябре 2015 года Лукашенко, разумеется, легко победил: ЦИК нарисовал ему 83,49 %. Но уже к июню 2016 года, по данным социологов, рейтинг доверия Лукашенко вернулся на домайданный уровень — 38,6 %. С электоральным рейтингом дела обстояли еще хуже: менее 30 % беларусов готовы были голосовать за бессменного президента. С тех пор независимые социологи больше не проводили опросов в Беларуси (их окончательно выдавили из страны), поэтому, что было с рейтингом Лукашенко в последующие годы, мы не знаем даже приблизительно. Однако марши против декрета о тунеядцах [170], неожиданно для всех прокатившиеся по Беларуси в феврале-марте 2017 года, еще раз доказывают: события в Украине больше не заслоняли в массовом сознании беларусов реальность. Страх тотальной дестабилизации ушел. Впрочем, Лукашенко все равно продолжал при случае спекулировать на украинских событиях. Именно желанием не допустить украинский сценарий он, например, объяснял жестокое подавление протестов нетунеядцев. «Начинают нас упрекать, что мы применили недавно какие-то чрезмерные усилия против тех, кто нарушает закон… Ну неужели вам мало Украины? — обращался Лукашенко к европейским политикам с трибуны парламента 21 апреля 2017 года. — Ну, вы же видите, к чему привела ваша политика в Украине, с чего началось? Я не хочу, чтобы в Беларуси это произошло».

Парадоксально, но более глубокими оказались изменения, которые в этот период произошли в гражданском обществе и оппозиции. Всего за несколько лет в среде демократической общественности родились и стали определяющими три идеи:

1. Протесты в Беларуси бесперспективны, бессмысленны и даже вредны.

2. Главный враг сегодня — Россия, а не режим Лукашенко.

3. На данном этапе Лукашенко — союзник беларуских патриотов в борьбе с Россией.

Для человека, который не знаком с реалиями беларуской политической жизни последних 20 лет, сложно объяснить, о каком тектоническом сдвиге в мировоззрении людей здесь идет речь. После разгона Верховного совета в 1996 году и установления абсолютной власти Лукашенко он в сознании гражданского общества всегда был однозначным злом. Поскольку во второй половине 90-х выборы в стране исчезли, единственным методом борьбы с этим злом стали массовые протесты, которые должны были перетечь в бескровную революцию. В Беларуси существует свой смысловой аналог украинского Майдана — Плошча (Площадь), массовый уличный протест с требованием смены власти. Идея Плошчы для демократической общественности была естественной и бесспорной: противник этой идеи выглядел бы белой вороной. Плошчы после президентских выборов в 2006-м и 2010-м были раздавлены репрессивной машиной Лукашенко. А начиная с 2015 года белой вороной рисковал показаться уже тот, кто всерьез заговорил бы о намерении устроить новую Плошчу. К 2018–2019 годам не только массовая Плошча, но даже локальные несанкционированные уличные акции, без претензии на революцию, уже казались большинству проявлением маргинальности и провокацией.

Речь идет о глобальной пацификации наиболее активной и образованной части общества. Конечно, случилась она не вдруг. Пацификация шла все время правления Александра Лукашенко. Бесконечные и абсолютно немотивированные репрессии постепенно подавляли волю граждан к любой форме сопротивления. Но Евромайдан и российско-украинская война придали этому процессу дополнительную динамику.

Евромайдан раздвинул представления беларусов о реальности, продемонстрировав, что революции в XXI веке могут быть отнюдь не «бархатными». Стало отчетливо ясно, что, учитывая непреклонный характер действующего главы государства, в Беларуси маловероятен даже украинский вариант революции: при необходимости Лукашенко прольет гораздо больше крови, чем пролил Янукович. Вслед за этим наступило понимание того, что беларуский Майдан может стать поводом для военного вмешательства со стороны Кремля, что еще страшнее. К столь высоким ставкам люди явно оказались не готовы. Дезориентированной и деморализованной оказалась та часть беларуского общества, которая является традиционным электоратом демократической оппозиции. Логическим результатом этой деморализации стал отказ от самой идеи Плошчы, что было публично озвучено оппозиционными лидерами. «На сегодняшний момент нет возможностей призвать беларусов на Плошчу, потому что такой призыв автоматически будет воспринят подавляющим большинством граждан как маргинальный и оторванный от реальности», — утверждал лидер Партии БНФ Алексей Янукевич в интервью «Радио Свобода» еще осенью 2014 года. Президентские выборы 2015 года в итоге прошли беспрецедентно спокойно — о массовых протестах никто и не думал.