Катерина Андреева - Беларуский Донбасс

2. « Мужык-беларус». Зрелый мужчина (35 лет и старше), из областного (районного) центра или агрогородка, образование средне-специальное, женат, есть дети. Работает на каком-нибудь государственном предприятии, уходит рано утром, возвращается домой поздно вечером. В его жизни все складывается не то чтобы хорошо, а просто «нормально» — хватать звезды с неба от него никогда и не требовалось, амбиции не выходили за пределы простого желания обеспечить семью всем необходимым. По сути, «мужык-беларус» — спокойный обыватель, пока не почувствует угрозу своему налаженному быту. Если он видит эту угрозу, к примеру, в «налоге на тунеядство», то идет на площадь протестовать против власти. Если видит, что сегодня Россия забрала «клаптик земли» у соседа, то приходит к выводу: завтра она начнет претендовать на землю, где стоит уже его дом, построенный на заработанные потом и кровью деньги. Телевизор хоть и смотрит, пропаганде не доверяет (и вообще, мало кому доверяет). В критический момент мотивация «мужыка-беларуса» проста и понятна: мир черно-белый, а окружающие делятся на «своих» и «чужих». На войну такой человек идет с четким осознанием: сейчас Украина, в будущем — Беларусь, это надо предотвратить. Он вспоминает, как стрелял из автомата «в армейке», закуривает дешевую сигарету и уезжает на фронт. Невозможность вернуться на родину — особенная трагедия для это типажа беларуского добровольца. Семья, живущая в Беларуси, зачастую критически воспринимает его выбор и отказывается воссоединиться с ним в Украине, браки рушатся.

Когда активные боевые действия заканчиваются и острой потребности в добровольцах на фронте уже не возникает, «мужыку-беларусу» приходится выбирать: подписать контракт с ВСУ и ближайшие годы посвятить военному делу на профессиональной основе либо устраивать гражданскую жизнь в Украине. Но процесс легализации полон бюрократических проволочек и не гарантирует успешного результата. Большинство беларусов-добровольцев, вопреки обещаниям Порошенко предоставить украинское гражданство, годами живут по просроченным беларуским паспортам, периодически подавая прошение о предоставлении вида на жительство. Так и не получив его, перебиваются случайными подработками в Киеве. Вдали от близких, «мужык-беларус», чьи жизненные цели когда-то были ясными и простыми, превращается в потерянного человека, «беглеца». Он лишен родины, семьи, друзей, привычного окружения. Он даже лишен собственно войны, ради которой оставил Беларусь.

3. « Беглецы». Как мы видим, оба субтипажа романтиков-идеалистов при определенном развитии событий могут перейти в категорию «беглецов». Однако есть среди наших добровольцев и те, кто прошел этот путь еще на родине. В них нет ни юного задора «активистов» — они куда опытнее, ни жертвенного простодушия «мужыка-беларуса». Нет, они искренне следуют своим убеждениям и не лукавят, рассказывая журналистам, что приехали на Донбасс воевать против общей российской угрозы и за Беларусь, но это лишь одна сторона, куда падает свет прожектора. Стоит глубже заглянуть в их судьбы, и мотивация перестает казаться настолько однозначной.

Многие «беглецы» на родине были вовлечены в оппозиционную деятельность. В отличие от идеалистов, этим людям терять практически нечего. Из-за самоотверженной борьбы с режимом, они не успели ни создать семью, ни построить карьеру. Тогда, на митингах и «сутках», на допросах КГБ и в тюремной камере, им казалось, что власть Лукашенко вот-вот падет и им удастся по-настоящему занять свое место в свободной Беларуси. Годы шли, но ничего не менялось. Выйдя из тюрьмы, бывшие политзэки не могли вписаться в общество. Они уже не верили в перемены. Отъезд на войну казался единственным возможным выходом из жизненного тупика. Объяснять такое решение исключительно темпераментом было бы поверхностно. Здесь дело скорее в том, что после всех страданий за правду, реальных, не надуманных, но так и не принесших плодов, у них развился «комплекс героя» — сильная потребность совершить исторически значимый поступок. И наконец, увидеть эффект от своего поступка: ведь если стрелять из гранатомета в сторону врага, он рано или поздно будет уничтожен.

Но есть среди беларусов бойцы, которых сложно отнести к вышеперечисленным типажам. Например, Сергей Коротких (Боцман). Легендарного экс-командира разведки «Азова» назвать иначе как авантюристом не выходит, чересчур запутанная биография с избытком «белых пятен». Сотрудничество с КГБ, видная роль в российских неонацистских группировках, криминальные истории и сотни тысяч евро сомнительного происхождения в декларации не позволяют причислить его к романтикам: очевидно, Коротких искал не просто борьбы, а борьбы, приносящей авторитет и выгоды. На классического добровольца-«беглеца» он тоже не похож. Коротких никаким образом не пострадал за свои взгляды. Политическая плоскость, в которой он действовал до Донбасса, очень специфична — это ультраправое движение. В постсоветских странах для лидеров подобных организаций характерно наличие связей с силовиками. Именно этим можно объяснить его поспешный выход из изолятора после драки с поножовщиной в Минске в 2013 году. При этом заслуги Боцмана на фронте, отвагу в бою признают даже оппоненты. Бросается в глаза то, что после яркого, но непродолжительного участия в боях на Донбассе Коротких ждет хеппи-энд в виде госдолжности и финансового благополучия. Пока его земляки обивают пороги инстанций в надежде добиться вида на жительство, Коротких вручает украинский паспорт лично президент Порошенко.

Сергей Коротких, пусть и с натяжкой, сегодня подходит под типаж «человека войны» с удавшейся карьерой. Его случай уникален, поскольку «люди войны» среди беларуских добровольцев нам не встречались.

Когда мы говорили об этом типаже беларусов на стороне боевиков, было понятно, откуда они появились. Очень часто «люди войны» на донбасском фронте — это бывшие кадровые военные, силовики и ветераны «горячих точек». За годы независимости идеология в беларуской армии и силовых структурах почти не менялась, оставаясь насквозь просоветской, а с началом войны на Донбассе офицерский состав симпатизировал России. Поэтому выходцы из армии или милиции ехали воевать за ДНР и ЛНР с установками, привитыми им сначала советским, а потом лукашенковским командованием. Да и могло ли произойти иначе в стране, где до сих пор отмечают юбилеи КГБ, а министр внутренних дел Шуневич (кстати, родом из Луганска) на 9 мая щеголяет в форме сотрудника сталинского НКВД? Бывший боец «Правого сектора», а теперь контрактник ВСУ с позывным «Волат», уехал на фронт сразу после демобилизации со срочной службы в спецназе. В военной части 3214 под Минском, где он служил, была «абсолютно пророссийская идеологическая подготовка», вызывавшая отторжение у патриотически настроенного молодого солдата. «Открыто пророссийские настроения были и у офицеров, и у командования, и у контрактников, которые там служат. Начало моей службы совпало с событиями в Крыму и на Донбассе — так примерно 70 % в нашей части громко поддерживали Россию, остальным было или безразлично, или в личных разговорах некоторые сослуживцы могли сказать, что Украина на самом деле права. На политинформации нам показывали фильмы о Майдане и объясняли, как это страшно, и если мы не будем выполнять свою “функцию по охране правопорядка”, Беларусь ожидает чуть ли не военный конфликт», — рассказывал 23-летний Волат в интервью «Белсату».