Катерина Андреева - Беларуский Донбасс

В контактном бою Фофанов ни разу не участвовал. На Донбасс он приехал летом 2014 года и сразу попал в особую роту радиоэлектронной борьбы (РЭБ) батальона «Заря» группировки ЛНР. На вооружении роты стояли станции помех «Р-378Б» комплекса РЭБ «Борисоглебск-2». Там же служил еще один беларус — уроженец Гомеля Сергей Белашов. В роте РЭБ на должности водителя транспортера Фофанов провоевал вплоть до возвращения в Беларусь в начале 2016 года. Получал зарплату рядового бойца — 15 тысяч российских рублей.

Меня сначала приписали к танковому батальону, потому что я тракторист. Но попасть на танк было тогда нереально — там танкистов было больше, чем танков. И меня перевели в особую роту РЭБ. И как раз появился тогда там какой-то россиянин — РЭБовец, вроде бы генерал-майор в отставке. Мы его называли «профессор». Он учил операторов работать. А мне вручили МТЛБ (многоцелевой транспортер легкий бронированный, на котором размещается станция РЭБ. — И. И.). Это не трактор, конечно. Но разобрался.

Каковы были функции вашего отряда?

Комплекс РЭБ — это значит подслушивать, подглядывать. Мы засекаем сигнал, передаем информацию. Если там что-то важное, то вызывают беспилотник. Он прилетает, фотографирует. Если нужно — даже глушит телефонную связь, перехватывает сигнал.

А откуда у вас беспилотники? Это ведь российские беспилотники?

Ну, как сказать — российские… — заминается Фофанов и делает паузу. — Беспилотники были на нашей службе. А вот откуда они — я не знаю.

А российская армия на Донбассе воевала?

Фофанов снова берет продолжительную паузу, а потом делает жест в сторону диктофона и громко проговаривает: «Там были российские добровольцы».

Константин Фофанов — нетипичный боевик, исключение из правил. Его сложно назвать маргиналом или люмпеном. Родился Фофанов в Карелии, но еще в восьмилетнем возрасте мать привезла его в Беларусь, где он и прожил всю жизнь. Окончил 8 классов, получил специальность тракториста. Женился, воспитал трех детей. Больших успехов в жизни, богатства или славы добиться Фофанову не удалось. Но и в социальном лифте, в сущности, он не нуждался. У него было свое дело — до войны он работал индивидуальным предпринимателем, делал памятники и надгробные плиты. Работу свою любил, держал на подворье небольшое подсобное хозяйство, особой нужды в деньгах не испытывал. «Мы тут не жируем, но и не бедствуем. Солярка есть в баке. Вот двух свиней заколол. Если даже 2,5 миллиона (примерно 120 долларов на момент беседы — И. И.) зарабатываю, то тут на это можно жить», — признавался Фофанов. В общем, он был всем доволен. На Донбасс его привело не желание самореализации, а дух авантюризма и любовь к военной истории. Подобно Игорю Стрелкову-Гиркину, Фофанов увлекался историческими реконструкциями. В частности, реконструкциями наполеоновских войн — он был членом клуба 15-го Витебского гренадерского полка. Кроме того, Константин занимался раскопками, коллекционировал военную амуницию прошлых времен. В немецкой каске времен Второй мировой войны, которую он нашел под Борисовым, Фофанов потом и воевал на Донбассе. А на автомат прицепил ленточку с красно-зеленым государственным флагом Республики Беларусь. Впрочем, с этой символикой отношения у Фофанова были сложные: признавался, что национальный бело-красно-белый флаг и герб «Погоня» ему больше по душе [59] Бело-красно-белый (бела-чырвона-белы — бел.) флаг и герб «Погоня» — национальные символы Беларуси, берущие истоки из эпохи Великого княжества Литовского. С 1991-го по 1995 год бчб-флаг и «Погоня» — государственные символы независимой Беларуси. После того как к власти пришел Александр Лукашенко, он утвердил новый флаг и герб, которые ранее не существовали, но были похожи на символику БССР. С тех пор бчб-флаг и «Погоня» — символы национально-демократической оппозиции и просто патриотов, не согласных с политикой Лукашенко. Все беларусы, воюющие за Украину, активно использовали эту символику. . Таких внутренних противоречий в сознании Фофанова была масса.

«Меня спрашивают: “А чего ты поехал?” А я говорю: “Я ж не беларус, я русский”. А теперь вообще казак, — без особой логики пытался объяснить Фофанов. — Казаки посмотрели на меня, видят, свой человек — записали в казаки. Если б были все такие же, как я, то в свое время и Смоленск остался бы беларуским. А так — Смоленск сдали. Значит, Иван Грозный был прав». Как и Стрелков-Гиркин, Фофанов испытывал нездоровую страсть к любым признакам имперского величия и именно за империями оставлял приоритетное право на существование. Украину и Беларусь считал искусственными государствами, нежизнеспособными. Российской империей — восхищался. «Эх, какая была страна!.. — мечтательно говорил боевик. — И Польша у нас, и Финляндия, и весь Кавказ. А что осталось после коммунистов? Вообще бардак. Беларусь должна быть с Россией. Я бы вообще все земли вернул. Цари могли, конечно, ошибаться. Аляску вот продали — не нравится мне это. Неправильно сделали. Но все цари жили для народа». Себя Фофанов причислял к монархистам, а коммунистов люто ненавидел — его деда большевики расстреляли за то, что он служил у «белых» в гражданскую войну.

Разумеется, импульсом к поездке на Донбасс стали сюжеты российского телевидения. Но, в отличие от других боевиков, штампы российской пропаганды Фофанов не повторял. Про «зверства украинских фашистов» не рассказывал, да и своими боевыми подвигами не хвастался. Его интересовала война как таковая. Подчеркивал: все его предки были военными. Прадед в русско-японскую воевал, дед — в Первую мировую. Когда к концу 2015 года война на Донбассе окончательно приобрела позиционный характер, Фофанов быстро заскучал и уехал в Россию. Искал способ отправиться в Сирию, но у него так ничего и не вышло. К тому же его в Ростове обокрали. Чтобы хоть как-то выжить, пришлось подрабатывать на стройке, а затем сторожем на автостоянке. Наконец решил вернуться к оседлому образу жизни, в Беларусь. Но интерес к войне никуда не ушел. «В принципе, если где-то какой-то конфликт… Я не боюсь», — говорит.

«Был ночной выход разведгруппы, и я помню, что сильно ушел вперед. Стало страшно, что с минуты на минуты попаду в плен. В этот момент меня заметили — по кустам, где я прятался, началась беспорядочная стрельба. Повезло — это свои были. Но висел на волоске. А потом при мне впервые убило сослуживца, снайпер попал. Помню, что рядом некоторые заплакали, а я не мог сдержать смех. Наверное, такая защитная реакция» — так описывает свое участие в одном из боев за Дебальцевский плацдарм Саша Рукавишников.