Катерина Андреева - Беларуский Донбасс

«На нем клейма негде ставить — весь в татуировках с символикой СС, свастиках, на ноге — портрет Гиммлера, — возмущался в интервью «Советской Беларуссии» начальник 3-го управления ГУБОПиК Михаил Бедункевич 25 июля 2016 года. — Всю эту “галерею” набил в Витебске еще до своих похождений в “горячей точке” Украины. Окружающие, конечно, видели кощунственные тату, но открыто не возмущались. Видимо, знали, что Гончаров и его стая — люди, способные на все. Могут отомстить, имущество повредить. Вот и предпочитали обыватели проходить мимо, не вмешиваться, чтобы не иметь проблем. Отсюда и безнаказанность нацистов. За любителями атрибутики Третьего рейха, как правило, тянется шлейф преступлений. По делу Гончарова, в частности, установлено несколько фактов, связанных с хулиганскими действиями. Собран материал и для квалификации по статье 130 Уголовного кодекса («Разжигание расовой, национальной или религиозной вражды или розни») — в том числе за осквернение еврейских могил нацистской символикой. Такие люди не должны оставаться на свободе!»

Однако в воспоминаниях друзей и знакомых, знавших Стаса до отъезда в Украину, его образ вовсе не такой зловещий. В школе Тася Никитенко сидела со Стасом Гончаровым за одной партой. Девушка признается: «Стас, конечно, был “не сахар”. И с преподавателем мог общаться неуважительно, и уроки временами прогуливал, и успеваемостью похвастаться не мог. Но я никогда не чувствовала от него никакой агрессии в отношении окружающих», — добавляет она.

Правые взгляды Гончарова в школьные годы не являлись секретом для одноклассников. Татуировок у него тогда еще не было, но на своей странице в соцсетях Стас временами выкладывал картинки с нацистской символикой или фотографии, где он «зигует». Ходил бритый наголо, носил берцы, но, признается Тася, визуально не сильно отличался от своих сверстников. «Меня всегда удивляла какая-то глобальная нестыковка. Потому что он вроде бы относился к неофашистам, но при этом наш одноклассник азербайджанец был какое-то время его лучшим другом, и никаких конфликтов у них на этой почве не возникало. Да и вообще у нас в школе училось много детей других национальностей, с ними у Стаса тоже никаких конфликтов не было. Как я уже говорила, это был абсолютно неагрессивный человек, добрый. Он поддерживал нас, угощал шоколадками. Поэтому, по моим ощущениям, его взгляды проявлялись исключительно визуально», — подчеркивает Тася.

Никита Борисов утверждает: «По крайней мере до войны на Донбассе, Гончарова сложно было назвать убежденным сторонником национал-социализма или фашизма. С ребятами правых взглядов общался, но ни в какой организации не состоял. Он был добрый, отзывчивый. Были в нем маленькие задатки расизма, но это, как и у многих подростков в современном мире. Даже если у него и были нацистские взгляды, то он их тут не афишировал. Может, в нем все это открылось после того как он уже съездил на войну», — рассуждает друг бойца «Азова». Это утверждение Никиты звучит не слишком убедительно. Доброволец Алексей Манчинский, который знал Гончарова как раз по «правой тусовке» в Витебске, говорит: «Стас себе набил нацистские тату еще в Беларуси, до войны. Таким образом парни в их компании хотели подчеркнуть свои правые взгляды, приверженность национал-социалистическим идеям». Так что говорить о том, что Стас мало чем отличался от своих сверстников нельзя — все же не каждый юноша с «маленькими задатками расизма» берется набивать себе нацистскую символику. Кстати, у самого Манчинского, по его признанию, есть татуировка с изображением Гитлера на руке. Евреев он не любит и считает, что жить они должны «у себя в Израиле». По его словам, схожих взглядов придерживался и Гончаров.

Впрочем, Манчинский подтверждает: ни в какой организации Стас не состоял. Их витебская компания — это не политическая группировка, а скорее, что-то вроде дружеской группы по интересам. Историю с издевательствами над подростками, которая легла в основу уголовного дела, Манчинский называет «глупостями» и описывает как шутку. «Их же даже не били, там больше напридумывали потом. Это делалось просто в угаре: позиговали, поугорали и разошлись», — объясняет знакомый Гончарова.

Можно предположить, что вообще все отношение Стаса к нацизму сводилось к этой шуточно-хулиганской формуле: «позиговали, поугорали и разошлись». Вряд ли он был фанатиком, радикальным сторонником «расовой чистоты» и «окончательного решения еврейского вопроса». Будучи трудным подростком с хулиганскими замашками, Гончаров просто увлекся внешним антуражем идеологии, которая эксплуатировала столь близкий ему культ силы и борьбы. Причем в самой идеологии он вряд ли пытался всерьез разобраться. Стас публично на тему своих политических убеждений не высказывался, но, скорее всего, у него просто была каша в голове, некая смесь абсурдных установок. Чтобы понять, как выглядит такая каша, процитируем рассуждения беларуса из «Правого сектора» Дмитрия Рубашевского (позывной «Ганс») [98]. «Можно сказать, что по политическим взглядам я сторонник национал-социализма, но не гитлеровского, не немецкого. А чтобы для всей Европы.

Все модернизируется, и национал-социализм тоже. Нужно, чтобы все жили вместе, страны помогали друг другу, не было империй», — говорил он в интервью «Белсату». Как национал-социализм может быть без империй и «для всей Европы», если Европу населяют в том числе унтерменши, Ганс, вероятно, даже не задумывался.

После 9-го класса пути Таси и Стаса разошлись — Гончаров пошел в ПТУ, а Никитенко закончила среднюю школу и поступила в Московский институт журналистики и литературного творчества. В Москве Тася примкнула к либеральному движению Михаила Ходорковского «Открытая Россия». С Гончаровым девушка больше не виделась — после школы они только несколько раз списывались «ВКонтакте». Из соцсетей она узнала и про то, что Стас поехал воевать. «Скажем так: я не была удивлена, когда про это узнала. Понимаете, у него было очень много энергии и очень много желания столкнуться с какой-то реальной борьбой. И я думаю, что именно из-за этого он туда поехал. Но это только мое мнение — я не разговаривала с ним по этому поводу», — рассказывает Тася.

Никита Борисов вспоминает: Стас учился в ПТУ, подрабатывал на стройке, планировал поступать в вуз. Ездил на украинский Евромайдан, но участвовал ли непосредственно в протестах — точно неизвестно. «Он вернулся беспрепятственно, к нему не было никаких вопросов у силовиков. После Майдана его не дергали. Он сделал все тихо, никто про это не знал — он съездил и приехал. А когда уже начались непосредственно боевые действия на востоке Украины, он поехал в полк “Азов”. Где-то 1,5 года он там пробыл. За это время в Беларусь он не приезжал, потому что знал, какие последствия могут быть», — рассказывает Никита.