Тайный адвокат - Ложные приговоры, неожиданные оправдания и другие игры в справедливость

Но подобные вещи происходят. В суде может оказаться каждый, равно как и юридическая помощь может потребоваться любому. Уголовные суды зачастую представляют как проходной двор для самых неприглядных членов общества, и в подобном образе многие находят успокоение. Что ж, статистика не врет, – большинство преступлений действительно совершают состоявшиеся преступники. Немалая часть моей профессиональной жизни заключается в пролистывании списка судимостей преступников, с которыми мне вряд ли когда-то удастся сравниться по продолжительности знакомства с судами. И некоторые из них непременно будут мерзкими уголовниками, которые попытаются обыграть систему, и мысль о том, что потраченные на доказательство их очевидной вины деньги могли бы быть направлены на школы или больницы, до боли отталкивающая.

Зацикливаясь на этом, однако, мы повторно наступаем на те же самые риторические грабли тех, кто поставил систему уголовного правосудия на колени. Во-первых, это ложное убеждение не учитывает тех многих людей – около 137 000 в 2016 году, – которые каждый год впервые попадают в систему уголовного правосудия, прежде никогда не попадая в подобные передряги (19). Некоторые из них будут сомнительными пареньками, для которых это событие станет первой ступенью карьерной лестницы, ведущей ко все более серьезным преступлениям и, соответственно, ко все более длинным тюремным срокам. Многие, однако, окажутся хорошими людьми со своими недостатками – такими, как наши родные, друзья, соседи и коллеги по работе, – которые совершили ошибку. Людьми вроде нас с вами. Забывая об этом, мы забываем о своих корнях, о нашей общей заинтересованности в системе, разработанной не в качестве конвейера для осуждения неисправимых, а как возможность справедливого и человечного обращения друг с другом, когда кого-то из нас обвиняют в непорядочности.

Кроме того, нас также призывают не обращать внимания на слово «обвиняемый». Многие, впервые попавшие в систему, окажутся невиновными и выйдут по другую сторону с незапятнанной репутацией. Также невиновными будут и некоторые из вышеупомянутых «очевидно виновных» парней, которых ошибочно опознали, сочли виновными за компанию или же, в самом худшем случае, подставили полицейские, решившие не мудрить и повесить дело на одного из обычных подозреваемых. И такой несправедливый обвинительный приговор – это не просто вопрос принципа, а, если говорить менее путаными словами, вопрос практичности. Вам же не нужно, чтобы полиция сцапала какого-то воришку после того, как вашу квартиру обнесли. Так как принцип работы воров-домушников в том, чтобы ограбить, дождаться, пока хозяева восполнят украденное, а потом пойти на второй заход, то в ваших интересах, чтобы полиция взяла нужного человека.

О том, что мы все в равной степени зависим от работающей системы правосудия, даже если и не обдумываем возможность когда-либо столкнуться с ней напрямую, почему-то, боюсь, было позабыто. Мысленно лишая «преступников» человеческого облика и отчуждаясь от них, мы психологически отгораживаемся от того, что на самом деле имеет к нам самое прямое отношение. Мы не зацикливаемся на затратах Национальной системы здравоохранения на лечение болезней или травм, вызванных образом жизни человека, – вместо этого мы говорим сочувственно, ну или как минимум прагматично: «На все милость Божья». Мы желаем лучшего лечения и большего количества ресурсов для людей, которых не знаем, насколько бы неприятными или незаслуживающими они ни были, по этой самой причине. Любой министр здравоохранения, решившийся сказать, будто наличие «одной из самых щедрых систем здравоохранения в мире» является самоочевидным основанием для ежегодного сокращения бюджета, закрытия больниц и полного лишения некоторых людей права на бесплатную медицинскую помощь, на день бы не задержался. Боль других людей мы инстинктивно расцениваем как свою собственную.

Моя наивная, безнадежная мечта о том, что в один прекрасный день мы осознаем, что нормально функционирующее, доступное уголовное правосудие важно не меньше, чем обязательное медицинское страхование. Что каким-то образом мы претерпим массовый сдвиг сознания, благодаря которому начнем понимать, что суды и субсидируемая юридическая помощь нужны не только для справедливо обвиненных плохих людей, но также и для ошибочно осужденных хороших людей, ошибочно осужденных плохих людей, справедливо осужденных хороших людей и всех, кто не вписывается в полной мере только в одну из этих категорий. Пускай я и мечтаю о невозможном. При наступлении подобной утопии мы могли бы начать привлекать внимание общественности и государственное финансирование к системе уголовного правосудия, с нескрываемым желанием улучшить нечто, первые принципы чего мы гордо считаем основой нашей национальной идентичности. Возможно, мы даже научимся ее любить.

Моя наивная, безнадежная мечта о том, что в один прекрасный день мы осознаем, что нормально функционирующее, доступное уголовное правосудие важно не меньше, чем обязательное медицинское страхование.

А мы должны. Пускай все, что было написано на предыдущих страницах и может быть воспринято выражением полного отчаяния, в нашей системе правосудия много и фундаментально хорошего. Лежащие в ее основе принципы, какой бы случайной и непоследовательной ни была их эволюция, не просто так были распространены по всему миру: презумпция невиновности и бремя доказывания, право на справедливый суд, право на независимого юридического представителя, равенство сторон, независимая, беспристрастная и непредубежденная коллегия судей, призванная разрешать вопросы факта, а также остальные горячо обсуждаемые, неисчерпаемые аспекты правовой нормы, на которых зиждется наше современное общество, все являются самоочевидно необходимыми для нашего инстинктивного представления о правосудии. И наша верность всем этим принципам зачастую является беспрекословной, если не на практике, так в теории уж точно.

А еще есть люди. Потрясающие, великолепные люди. Защищающие нас, рискуя своими жизнями, полицейские; обвинители и служащие прокуратуры, упорно продолжающие свой труд, несмотря на жесткую нехватку ресурсов; солиситоры защиты, несущиеся в полицейский участок в одиннадцать вечера, а потом снова в четыре утра, после чего в суд к девяти утра, оттуда к пяти вечера в офис, после чего в десять вечера домой, чтобы заново начать свой суточный цикл неблагодарной помощи лишенным голоса членам нашего общества; судьи и магистраты, день изо дня берущие на себя тяжесть принятия меняющих жизни решений под пристальным взором общественности; всеми позабытые, но при этом незаменимые работники судов, ведущие расшатанные вагонетки суда по извилистым рельсам; работники службы пробации и тюремные надзиратели, изо всех сил старающиеся спасти тех, кого спасать бесполезно, своей работой делая наш сон безопасней; осмелюсь сказать, что даже некоторые из барристеров заслуживают упоминания. Все эти люди и многие другие, о ком я не упомянул, каждое утро выходят на свою тяжелую работу, где им приходится делать свое дело в условиях жестких ограничений, и задерживаются на ней часами ради сохранения целостности нашей системы правосудия. Делают они все это без устали, с черным юмором и беспрестанной преданностью своему профессиональному долгу, а это делает мою работу, несмотря на многочисленные ее недостатки, настоящей привилегией.