Майкл Давидоу - Третье советское поколение

— Давайте вначале посоветуемся, что лучше — непосредственный разговор на русском языке, которым я владею плохо, или разговор на хорошем русском языке, но через переводчика? — обратился я к собравшимся.

Единодушно решили, что лучше мне говорить по-русски. Я сам был поражен тем, откуда взялись у меня слова и как я добился того, что меня понимали присутствовавшие. Правда, аудитория была весьма снисходительна и прощала мне многочисленные ошибки. Около 45 минут я рассказывал об обстановке в США после прихода к власти администрации Рейгана. Затем в течение полутора часов отвечал на вопросы рабочих. Они интересовались буквально всем, касались многих сторон жизни американского народа. Приведу некоторые из этих вопросов:

— Почему так резко ухудшились отношения между США и СССР, ведь это угрожает их народам?

— Почему правительство США не желает выполнять свои обязательства, по которым достигнуты международные договоренности? (При этом мне напомнили: в исторической Декларации об основных принципах отношений между СССР и США, подписанной во время встречи на высшем уровне в Москве 29 мая 1972 года бывшим президентом Р. Никсоном и Л. И. Брежневым, сказано, что обе стороны не видят в наш атомный век какой-либо альтернативы мирному сосуществованию.)

— Понимает ли американский народ, какой опасный политический курс проводит его правительство?

— Неужели ваш народ позволит своему правительству ввергнуть человечество в пучину ядерной войны?

— Почему ваша печать распространяет всякую ложь о советских людях?

Слово взял молодой рабочий:

— Мы не скрываем своих недостатков и не просим изображать нашу жизнь в розовом свете. Но мы бы хотели, чтобы о нас писали правду.

Советские рабочие интересовались и проблемами внутренней жизни в США: безработицей, инфляцией, нормами оплаты труда, пособиями по безработице, положением женщин в американском обществе, участью негров, индейцев и выходцев из стран Латинской Америки. Эти вопросы убедительно показали, что советские люди гораздо лучше знакомы с жизнью в США, чем американцы — с советской действительностью. Важно отметить и то, что советские рабочие стремятся к объективности суждений в отношении Америки. Однако порой, и я видел это по выражению их глаз, им трудно понять и осмыслить антигуманную природу капиталистического общества. Впрочем, уверен, что и американцам трудно понять социалистический образ жизни, столь же трудно, сколь вообразить себе, как жил человек в эпоху феодализма. Были и такие вопросы, которые отражали иллюзии относительно широко разрекламированного изобилия в США. Но подобные ошибочные убеждения были присущи немногим. Здесь, среди тех, кто создает новые города и сооружает гигантские комплексы, среди рабочих КамАЗа, нет и не может быть места каким бы то ни было иллюзиям.

Геннадий Баштанюк — плотный, крепко сбитый украинец с копной белокурых волос, красивый, как киноактер. В глаза сразу бросается его жизнелюбие. Оно проявляется во всем: Геннадий любит свою работу слесаря-ремонтника, любит КамАЗ и Набережные Челны, а больше всего бригаду, которую возглавляет. Ему 31 год, а на КамАЗ он приехал семь лет назад, в 1974 году. Еще до КамАЗа, закончив службу в армии, он в 20 лет стал бригадиром.

Геннадий с улыбкой вспоминает начало:

— Я был еще зелен, да и чересчур серьезен. Это свойственно молодым. Задача моя, как мне казалось, была очень проста. Главное — производство. У бригады есть план. Его надлежит выполнять. Только и всего.

Он улыбнулся, вспомнив, как был наивен.

— Много воды утекло, и немало шишек я заработал, прежде чем познал эту науку. Оказалось, что главное — не план и не производство, а люди. От них-то все и зависит. Я слесарь и хорошо разбираюсь в станках, в том числе в самых сложных. Человек, однако, сложнее любой машины.

В моей памяти всплыли мудрые ленинские заповеди. Еще в первые годы Советской власти он предупреждал, что самой сложной и трудной задачей, стоящей перед революцией, является преодоление привычек, унаследованных от предшествующих эксплуататорских формаций и глубоко укоренившихся в людях и живущих в них даже после победы социализма. Шесть лет, проведенные мною в Советском Союзе, позволили мне осмыслить великую правду, заключенную в этих словах. Думаю, что без учета этого ленинского завета ни Геннадий, ни кто-нибудь другой не могут успешно руководить массами.

Геннадий еще раз пояснил свою точку зрения:

— Там, где люди, неизбежно возникают и сложности. Каждый человек в большей или меньшей степени связан с другими людьми. И вот что интересно: жизнь без трудностей теряет свою привлекательность. Если берешься руководить бригадой, то каждого ее члена обязан знать, как самого себя, — продолжал Геннадий. — На работе и дома одни и те же люди могут быть совершенно разными. Если с товарищами видишься лишь на службе, то может случиться, что никогда их по-настоящему не узнаешь. Какие-то черты характера, и, может быть, даже самые важные, останутся нераскрытыми. Один приходит на работу грустным. Другой полон веселья и задора. В чем тут причина? Чем озабочен первый? Чему так радуется второй? Хороший бригадир должен знать, что происходит в душах его товарищей, помогать каждому, кто нуждается в поддержке. А когда мне нужен совет, как помочь в том или ином конкретном случае, я знаю, к кому обратиться — к самой бригаде.

Он помолчал, словно обдумывая что-то, а затем добавил:

— Мы много говорим о хороших работниках; по-моему, важнее замечать хорошего человека. Из него всегда получится хороший работник.

Баштанюк, Аксенов, Бондарь — как много у них общего. За шестьдесят лет Советской власти сложился не только новый человек (даже если в нем еще немало пережитков), сформировался и новый тип руководителя. Естественно, далеко не все постигли науку руководства людьми. Многие по-прежнему видят вначале план и производство, а только потом человека. Такой тип руководителя подвергается беспощадной критике в театре, кино, на телеэкранах, в литературных произведениях. Но большинство, несомненно, составляют такие, как Геннадий. Они — душа и сердце КамАЗа.

Вечером следующего дня мне представилась возможность встретиться в неофициальной обстановке с тремя рабочими завода по выпуску двигателей. Все они были членами одной бригады. Меня пригласили в дом одного из них — поджарого, смуглого, слегка разбитного татарина, весь облик и манеры которого выдавали в нем бывшего моряка. Как выяснилось, до приезда на КамАЗ он плавал на морских судах и побывал во многих странах. Казалось, в его душе все еще живет морская стихия. Однако теперь прошлое для него лишь приятное воспоминание. Чувствовалось, что скитания по белому свету еще сильнее привязали его к дому, родной Татарии, друзьям, вот хотя бы к тем двоим, что присутствовали здесь: невысокому, худощавому, русскому по национальности блондину и сильному, с усами цвета льна белорусу. Когда тот узнал, что тоже родом из Белоруссии, обнял меня и предложил тост за «земляков». Мы выпили по рюмке водки — на брудершафт. Так в доме камазовского рабочего началась наша «встреча на Эльбе».