Гюнтер Штайн - Путешествие по стране Руставели

От Карчаа я узнаю подробности о муже Цицино, журналисте, которого все здесь из-за его роста зовут "полуторным человеком". Сам Карчаа еще подростком ходил за плугом своего отца и сеял дедовским способом; сегодня он один из самых уважаемых председателей колхозов Грузии, агроном и одновременно заслуженный ветеринар республики. Я удивлен: человек, закончивший два высших учебных заведения, имеющий заслуги в двух отраслях науки, — председатель колхоза? Кстати, выглядит он моложе своих лет. Как сорокалетний.

…Открывая небольшое празднество, тамада поднимает единственный на столе сосуд — аршинный рог, наполненный приятным белым вином, и произносит тост за обоих гостей: из Германской Демократической Республики и России.

Затем рог пускают по кругу, но, по-моему, иначе, чем трубку мира у индейцев. Снова в строгом соответствии с обычаем тамада определяет того, кто должен взять рог следующим, и представляет его присутствующим. То, что при этом говорится, опрокидывает все мои прежние представления о тостах.

За родителей, за детей, за родную землю — вот первое, за что тамада просит выпить вначале. Да, придется туго, думаю я…

Но чем больше я слушаю, тем больше растет мое удивление. Если одни, обдумывая свой тост, приводят интересные эпизоды из своей жизни, то другие, побуждаемые живой реакцией собравшихся, привлекают к себе внимание философскими обобщениями или юмором. В этом "состязании рассказчиков", которое все более разгорается под воздействием искрящегося отборного белого вина, каждый старается показать себя с лучшей стороны, и, когда рог передают мне, я, разумеется, не хочу отставать от других. Это какое-то особое чувство, находясь за тысячи километров от дома, представлять свою родину! Когда я говорю, все внимательно смотрят на меня. Наконец я приставляю рог к губам и пытаюсь сделать глоток, но ничего не получается. Да, думаю, надо опрокидывать одним рывком. Раз… И все содержимое выплескивается мне в лицо. Весь мой пиджак пропитывается вином. Под общий смех Саша говорит:

— Гюнтер, тебе еще надо научиться пить, как пьют взрослые!

Монумент "Мать-Грузия"

Памятник основателю Тбилиси Вахтангу Горгасалу

Светицховели "слушает" оперу

Грузинские пейзажи

Вид на Тбилиси

Грузинский писатель Нодар Думбадзе

Новое в архитектурном облике Тбилиси

Продукция Грузинской ССР

Праздник на улицах Тбилиси

Курорт Пицунда

Атмосфера за столом имеет какую-то свою неповторимую прелесть. Неповторима эта негромкая торжественность, эта душевная настроенность людей, которые еще несколько часов назад не знали друг друга и познакомились по-грузински, выступая в роли "рассказчиков".

Ручейком из источника этой гармонии выливается негромкая песня, такая, которую поют с закрытыми глазами. Медленно старый Барганджия склоняет свою убеленную сединой голову…

Все барьеры, которые нас часто разделяют в жизни, все несхожие заботы, которые нередко разводят нас в противоположные стороны, — где они? За накрытым белым столом виден только венец из человеческих голов. Песней он расплывается в серебристом свете луны далеко по земле.

Кажется, что луна повисла в воздухе. Но на самом деле она движется по своей орбите. Я, выйдя за дом, следую за ней мысленно на луг, к ближайшему лесу, туда, где сходится горизонт…

Стрекочут цикады. На лугу сгущается туман, клубится дымом.

Я медленно опускаюсь на дурманящую запахами высокую траву, вслушиваюсь в дыхание ночи, которая не может охладить мою горячую голову…

Я засыпаю, и мне кажется, что сверкающие в лунном свете кусты парят в воздухе… Да, шаг ритмичный. Грузинские девушки в ниспадающих белых одеждах танцуют. Что это, сон или явь? Вдали едва слышно звучит необычная мелодичная песня. Как бы вопрошая о чем-то, она поднимается из круга парящих граций. Тихий отклик на нее слышится из зеленых сводов ближайшего леса. Ответная многоголосая песня, выливающаяся в торжественное ликование! Затем снова оглушительно трещат барабаны, трубят рога, стучат копыта.

Потоки яркого света заливают собравшихся под зелеными сводами людей, ликующую толпу. Из темноты высвечиваются красочные фрески, высокие овальные окна. Тронный зал царского дворца!.. Тихо звенят украшенные драгоценными камнями мечи, скрипят кольчуги. Вокруг трона стоят воины-горцы, к шепоту собравшихся в зале женщин примешивается неразборчивый говор старых сановников и рыцарей…

Скромно, но с достоинством к сановникам подходит человек с бородатым лицом и высоким, слегка загорелым лбом — поэт Шота Руставели. В руках у него пергаментный свиток. Спокойно он наблюдает за тем, как входит распорядитель празднества, начальник царской личной охраны, снимает мантию и поднимает жезл.

Вступает мужской хор. Высокие своды зала заполняют торжественные звуки гимна. Ликующе устремляется вверх дискант, ему вторят басы, мощно звучит финал.

В конце зала открываются золотые ворота, разбрызгивая вокруг себя сверкающие блики на блестящий металл и драгоценные камни. Двумя рядами входит вооруженная женская гвардия. Звенящие железом грации в ослепительно белом и нежно-голубом одеянии образуют бело-голубой полукруг. Вновь раздается многоголосое пение. Поют женщины. Из золотых чаш, которые покоятся по обе стороны трона на высоких треножниках, тончайшим облачком поднимается запах амбры и мускуса, который распространяется по всему дворцу. Пение смолкает, и тут входит она, размеренной походкой, высокая, стройная царица, повелительница могущественной державы Ближнего Востока. Перед единственной коронованной женщиной своего времени, перед ее мудростью, ее красотой склоняются все. Становится так тихо, что слышен только шум дворцовых фонтанов. И тут звучит густой грудной голос царицы Тамары.