Джоби Уоррик - Черные флаги. Ближний Восток на рубеже тысячелетий

“Мы пришли к ним и сказали: мы, племена, можем предложить решение — заплатите дийю, деньги за убитых, — вспоминал Зейдан. — У них [убитых] остались семьи, у некоторых дети. Заплатите семьям деньги, чтобы обеспечить их будущее, и их дети не уйдут в сопротивление”. Ответ пришел через несколько дней. Да, Соединенные Штаты выплатят компенсацию. По три тысячи долларов за каждого погибшего иракца. Зейдан пришел в ярость: “Три тысячи долларов? Да это цена служебной собаки в американской полиции!”

“После этого нам стало ясно: американцы и не думали ни о какой справедливости”, — вспоминал он.

Это было первое из несчастливых открытий для Зейдана — казалось бы, потенциального союзника любой армии, которая свергнет Саддама Хусейна. Ему не было тридцати, когда члены его племени поддержали попытку государственного переворота, организованную генералом военно-воздушных сил, выходцем из известного клана Анбар. Заговор раскрыли, Хусейн арестовал и казнил более ста пятидесяти армейских офицеров и бросил в тюрьму более тысячи иракских суннитов, включая Зейдана и одного из его братьев. Зейдан, приговоренный к смертной казни вместе с другими, в последнюю минуту был помилован по всеобщей амнистии: Саддам хотел исправить отношения с могущественными суннитскими кланами, которые помогали ему оставаться у власти.

Но даже после смертного приговора и несмотря на неприятие многого из того, что делал диктатор, Зейдан испытывал по отношению к нему странно двойственные чувства. Его восхищала твердость Саддама. Как частное лицо он приветствовал бесстрашное сопротивление Хусейна Западу, которое у многих суннитов пробуждало воспоминания о славном прошлом, когда Ирак был частью могущественной империи, а Багдад — мировым центром науки и образования. При всех своих технологиях американцы были наглыми выскочками, неспособными по достоинству оценить культурное богатство страны, давшей миру письмо, математику, астрономию и юриспруденцию. Ирак был не просто линиями, прочерченными на колониальной карте, землей, вся ценность которой заключалась в нефти, погребенной под ее песками. Это была земля племен, ведущих свою родословную от начала цивилизации. “Американцы и их СМИ заставили нас вообразить, что Ирак никогда не будет Ираком, пока не уйдет Саддам Хусейн, — говорил Зейдан. — Ираку семь тысяч лет. Америке всего двести. “Мерседес” — и “хёндаи”.

И все же Зейдан даже после убийств в Фаллудже, всего в сорока милях от его скотоводческой фермы, видел мало смысла в противостоянии американской оккупации: “Мы не армия, мы не хотим выглядеть сопротивленцами”. Однако через год после вторжения его сомнения по поводу намерений США умножились. Зейдану стало ясно, что американцы расположились в Ираке на неопределенный срок. Хуже того, они отняли власть у долго находившихся у руля иракских суннитов и передали ее шиитам, которых Зейдан считал “ворами и бандитами”, лояльными Ирану. Сунниты в Багдаде теперь подвергались нападениям рыщущих по городу отрядов шиитской милиции. Зейдан с противоречивыми чувствами наблюдал, как члены его племени образуют тайные ячейки, первоначально для самообороны, а позже — чтобы производить молниеносные атаки на американские войска. Поползли слухи о том, что какой-то загадочный иорданец платит чистоганом любому иракцу, который присоединится к его движению. Зейдан никогда бы не присягнул на верность джихадисту, называвшему себя Заркави. Но другие дулаймиты уходили к иорданцу.

Шейх попытался еще раз встретиться с американскими военными командирами в Фаллудже. По его воспоминаниям, это произошло четвертого июля. Зейдан и несколько других вождей появились без предупреждения; они принесли дар — цветы в честь американского праздника. Офицер морской пехоты, встретивший иракцев, Зейдану показался перевозбужденным и подозрительным. Возможно, у него были на то причины: иракские лидеры, как правило, являлись на базу по договоренности — и обычно по поводу компенсации за какую-нибудь несправедливость или ущерб. Несколько лет спустя Зейдан не мог вспомнить причины встречи, но вспыхнувший спор запомнил надолго.

В какой-то момент американский командир умудрился оскорбить посетителей комментарием, который словно объединял иракцев и террористов. Один из шейхов в гневе обвинил американцев в том, что они пошли на поводу у Ахмада Халаби, шиитского политика в изгнании, который предоставил бушевской администрации ложные разведданные об оружии массового поражения. “Мы знаем, что прийти в Ирак вас надоумил Халаби!” — заявил шейх. Зейдан пытался смягчить разговор, но было ясно: встреча окончена. Последовали еще оскорбления, один из иракцев звучно ударил по столу.

Уходя, Зейдан поразился невероятной разнице между человеком в камуфляже и иракцами в национальной одежде. Даже при том, что они использовали один и тот же лексикон, их слова каким-то образом не были одними и теми же.

Однако последнее слово все же осталось за Зейданом. “Вы не сумеете остаться в Ираке”, — сказал он офицеру.

Зейдан видел, что пожар уже запылал, но не сделал ничего, чтобы остановить его.

“В этот момент, — говорил он впоследствии, — и началась настоящая битва”.

Вянваре 2004 года, месяцев через десять после своего прибытия в Багдад, Абу Мусаб аз-Заркави сидел за компьютером, сочиняя письмо Усаме бен Ладену. Прошло два года с тех пор, как он покинул Афганистан и почти четыре — с тех пор, как основатель “Аль-Каиды”* отказался лично встретиться с ним в Кандагаре. Теперь Заркави был готов предложить перемирие.

Он начал письмо сентиментально-цветисто.

“Мы далеки друг от друга, но расстояние между нашими сердцами невелико”, — писал он человеку, стоявшему за терактами 11 сентября 2001 года.

Со времени их общения произошло много чего, и Заркави чувствовал себя обязанным отчитаться о времени, проведенном в Ираке, словно бен Ладен мог пропустить новости о партизанской войне. Ситуация в Ираке отличалась от всего, с чем оба они имели дело в Афганистане, писал Заркави, и в хорошем смысле (иракцы говорят по-арабски), и в плохом (ужасная территория, мало мест для укрытия). Заркави утверждал, что многого добился в ходе начатой им кампании, и выражал надежду, что бен Ладен захочет помочь. Но сначала следовало изложить джихадистский взгляд на район боевых действий и очертить главные действующие силы, включая его собственную маленькую армию.

Заркави начал с американцев. При всей своей огневой мощи, писал он, они “самые трусливые из тварей господних”, они бегут настоящей битвы и предпочитают отсиживаться на базах. Но, предсказывал Заркави, американцы скоро уйдут, предоставив вести войну в Ираке другим.