Джоби Уоррик - Черные флаги. Ближний Восток на рубеже тысячелетий

Его величество пришел в ярость.

“За ужином я сказал правду, — писал он впоследствии. — Меня поразило, что некоторые члены администрации и люди, их поддерживающие, полагают, что расхождений во взглядах на Ирак нет и быть не может. В Америке, в стране, которая гордится свободой мнений, затыкали рот тому, кто сообщает неудобные новости!”

Реальность начинала становиться болезненно очевидной: Ирак охвачен пламенем, и опасные протуберанцы пронизывают весь регион. Джаюси в огненном смерче пробрался со своей ядовитой бомбой в Иорданию, и иорданский Мухабарат еле успел остановить его. А тем временем человек, направлявший и финансировавший заговор, оставался в Ираке на свободе и мог попробовать еще раз.

Мухабарат подготовил еще один удар, направленный против организаторов химического заговора. Чтобы дискредитировать джихадистов и выявить все варварство преступления, которое им едва не удалось осуществить, разведка распорядилась показать избранные места из записанного на пленку признания Джаюси по государственному телевидению. Пусть иорданцы увидят, как этот человек равнодушно рассказывает о своих планах сровнять с землей часть столицы. Арабские новостные каналы передали запись на более широкую аудиторию по всему Ближнему Востоку, включая Ирак. И вот пухлое лицо Джаюси заполнило экран телевизора на явочной квартире, в которой временно жил Абу Мусаб аз-Заркави.

Заркави, разумеется, уже знал, что произошло с Джаюси и другими его бойцами. Но после увиденного по телевизору он решил ответить иорданцам тем же.

“Да, план заключался в том, чтобы уничтожить управление иорданской разведки [Мухабарат]”, — говорил Заркави в микрофон. Потом запись отправилась на исламистские сайты.

Террорист постарался отклонить обвинения насчет химического оружия, объявив информацию о нем выдумкой Мухабарата. “Аллах свидетель, — говорил он, — если бы у нас была [химическая бомба], мы бы, не колеблясь ни секунды, взорвали ее в израильских городах вроде Эйлата или Тель-Авива”. Заркави настаивал, что его целями были военные — еретический режим и его силы безопасности — и что арест Джаюси и его помощников был временной неудачей. “В битве с иорданским правительством мы не всегда одерживаем верх, — признавал Заркави. Монархию же он предупреждал: — Вас ждут ужасные события”.

На самом деле Заркави из-за провала теракта запаниковал. Служащие Мухабарата выяснили это намного позже, сводя воедино многочисленные сведения о заговоре, полученные от информаторов и арестованных джихадистов. Заркави пропадал на несколько дней, отказываясь говорить со своими помощниками о бомбовом заговоре и о том, что пошло не так.

“Видимо, предполагалось, что эта операция станет его личным “шоком и трепетом” — деянием, что прославит его на весь мир, — говорил служащий иорданской разведки, принимавший участие в составлении представленного агентством обзора. — Заркави и вправду хотел, чтобы его имя стало выше имени бен Ладена. Более того: он и вправду хотел нанести удар по Мухабарату”.

Но Заркави недолго оставался в подавленном настроении. Уже в конце апреля 2004 года неожиданная возможность упала ему прямо в руки. Он понял, как стать звездой джихада. Требовалась всего лишь одна эффектная смерть.

На камере мигала красная точка: “запись”. Абу Мусаб аз-Заркави сжал в обеих руках стопку листов и начал читать. Одетый в черное — мешковатые штаны, широкая рубаха и скрывающая лицо лыжная маска, — он возвышался над сидящим на циновке бледным человеком в оранжевом комбинезоне. Сидящий неуклюже пошевелился, его руки и ноги были связаны.

“Народ ислама! Великая весть! — начал по-арабски Заркави, с выспренно-торжественными интонациями. — Признаки рассвета явились, и задул ветер победы”.

По бокам от Заркави стояли четверо его людей, тоже в масках и одетые в черное. Мужчины держали автоматы, на них висели патронные сумки, они беспокойно топтались, точно атлеты, разминающиеся перед состязанием. Пока Заркави говорил, они сосредоточили внимание на пленнике, словно молодой человек мог каким-то образом избавиться от веревок и убежать. Все вели себя так, будто знали о включенной камере, кроме человека в комбинезоне — тот уставился в никуда, словно оцепенел. Николас Эван Берг мог думать сейчас о чем угодно. По его виду никак нельзя было понять, сознает ли он, что его ждет.

Перед тем как в комнату вошли люди в масках, Берга заставили сесть на пластиковый стул перед той же камерой и ответить на вопросы о себе. Он выглядел расслабленным, руки лежали на коленях, а говорил он спокойно, словно пришел открывать банковский счет. “Меня зовут Николас Берг, — начал он. — Моего отца зовут Майкл, мать — Сьюзен. У меня есть брат и сестра, Дэвид и Сара. Я живу в Уэст-Честере, Пенсильвания, возле Филадельфии”.

Без очков и с отросшей щетиной Берг выглядел моложе своих двадцати шести лет. Но говорил он уверенно и дружелюбно — совсем как тот Ник Берг, который в одиночку приехал в Ирак два месяца назад с необъятными планами: бизнес по ремонту коммуникационного оборудования. Заркави похитил его, потому что искал американца — любого американца. В Берге он нашел истинный американский архетип: молодой мужчина, фонтанирующий амбициями и великими планами, склонный доверять другим и обладающий непоколебимой верой в свою способность преуспеть (в незнакомой ему стране и культуре) благодаря лишь упорству и логической силе идей. До того как несостоявшийся предприниматель из филадельфийского пригорода угодил на главную роль в гротескном публичном видеовыступлении Заркави, он совершил путешествие — невероятное, как и многие другие истории той войны.

Берг явился в Ирак сам по себе; почти все его знакомые были против этой поездки. Но пока другие видели только опасность, Берг в начале 2004 года увидел в полуразрушенном Ираке возможность реализовать две свои самые насущные потребности: рывком запустить свой трудно развивающийся бизнес и стать частью чего-то благородного и важного, а конкретно — перестройки страны, которая долгие десятилетия была погружена во тьму диктатуры. Два года назад Берг уже пытался сделать нечто подобное в Африке — он искал возможностей для бизнеса в Кении, не забывая и о благотворительности. В последний день пребывания в Кении он торжественно раздал все содержимое своих чемоданов и вернулся домой, имея при себе из одежды только то, что на нем было. Теперь Берг собирался перенаправить свою энергию и ресурсы в страну, “освобождение” которой искренне поддерживал, надеясь открыть мир новых возможностей для Ирака — и для себя самого. “По всему видно — здесь можно прибыльно поработать, — писал Берг по электронной почте друзьям в январе 2004 года, когда ездил в Ирак в первый раз, на разведку. — Хотя тут и опасно”.