Джин Твенге - Поколение I

Лекция по психологии личности приближается к концу, я смотрю на часы и понимаю, что у меня есть немного времени, чтобы обсудить еще одну важную тему. Я только что закончила рассказывать почти 200 студентам, большинству из которых чуть более двадцати лет, о двух типах жизненных целей, которые в психологии принято называть истинными (поиск смысла жизни, оказание помощи близким, познание мира) и второстепенными (деньги, слава, имидж). Я спрашиваю:

— Как вы думаете, какая из них является наиболее значимой для вашего поколения? И почему?

— Деньги. Из-за неравных доходов. Нам сложно позволить себе то, что было доступно нашим родителям. На нас висят студенческие кредиты, и при этом все очень дорого.

Другими словами, деньги их интересуют больше, чем смысл жизни.

Если вы судите об этом поколении по тому, что пишут в газетах и журналах, то вас ждет сюрприз; неужели молодые люди не стали чаще интересоваться поиском смысла жизни? Например, в редакционной статье газеты New York Times приводились результаты опроса, согласно которому молодые люди считают «смысл» самым важным из того, что они ищут в своей будущей карьере. Однако исследователи не только опросили слишком незначительное количество молодых людей, но и не удосужились сопоставить мнения представителей различных поколений, пусть даже не одного, а разного возраста. Между тем, сравнительный анализ дает совершенно иную картину.

Если быть краткой, то деньги — все, смысл жизни — ничто. Первокурсники с высокой вероятностью скажут, что для них важно материальное благополучие (второстепенная ценность), и с низкой — что для них важна жизненная философия (истинная ценность; См. Рис. 6.8; данные скорректированы с учетом присущей поколению I тенденцией оценивать все словами «более важно»), для чего в пояснении к графику сделана оговорка «с поправкой на относительную центральность». Но различия колоссальны даже без коррекции: в 2016 году 82 % студентов сказали, что для них важно «материальное благополучие», тогда как о важности «создания полноценной жизненной философии» заявили 47 %.

Наиболее заметные изменения произошли во времена беби-бумеров (были студентами в 1960–1970-х) и Поколения Х (были студентами в 1980–1990-х). В 2000-х убеждения миллениалов стабилизировались, однако с появлением айдженеров разрыв начал увеличиваться. Айдженеры даже в большей степени, чем их предшественники миллениалы, уверены в том, что очень важно уметь зарабатывать по-настоящему большие деньги, то есть, другими словами, побеждать в экономической гонке. Таким образом, высказанное однажды мнение, что в результате рецессии произойдет перезагрузка, после которой молодежь станет более идеалистичной и менее материалистичной, оказалось ошибочным — все произошло с точностью до наборот.

В период экономического бума 1960-х беби-бумеры могли рассчитывать на хорошую работу сразу после окончания колледжа, что освобождало их от размышлений о высоких материях. Айдженеры не настолько уверены в своем будущем. Они знают, что скоро сами будут оплачивать все счета, в том числе ошеломительные образовательные кредиты, поэтому им некогда рассуждать о смысле жизни.

Надо полагать, что другим фактором, влияющим на стремление к богатству, является экранное время. Телевизор и Интернет показывают рекламу и роскошную жизнь знаменитостей, но редко дают пищу для ума.

В Интернете мы распыляемся по мелочам и думаем только о развлечениях. Мы перестали задумываться о подлинном смысле жизни, но зато целиком и полностью погрузились в мир, где куча народа озабочена только количеством лайков под своим постом в Isntagram.

Рис. 6.8. Процент первокурсников, назвавших указанные цели в жизни основными или очень важными (с поправкой на относительную центральность). American Freshman Survey, 1967–2016

Зацикленность на деньгах, славе и имидже характерна для людей с высоким уровнем нарциссизма. Однако, в отличие от миллениалов, айдженеры не отличаются чрезмерной самовлюбленностью; уровень нарциссизма достиг своего пика в 2008 году и с тех пор стабильно снижается. Айдженеры не такие самоуверенные, заносчивые и амбициозные, какими в прошлом были миллениалы, что во многом является для них плюсом. С другой стороны, на смену нарциссизму пришли отстраненность и цинизм — особенно заметно эти черты молодежи проявляются в школе и колледже.

Один ученик дремлет, развалившись на стуле, — он всегда так делает, а не только сегодня. Другой сидит прямо и внемлет каждому слову. Любой учитель предпочтет видеть на уроках второго школьника, а не первого. Интересно, кто же из них типичный айдженер?

К сожалению, таких, как первый — равнодушных ко всему и не знающих кем они хотят стать, — становится все больше. Интерес тинейджеров к учебе начал резко снижаться примерно в 2012 году; соответственно, они все реже говорят, что находят учебу в школе интересным, увлекательным и важным занятием (см. рис. 6.9). Последовательное внедрение современных технологий в образовательный процесс, похоже, избавляло школьников от скуки в 2000-х годах, однако в 2010-х годах мало что может составить конкуренцию смартфонам во время уроков.

Айдженеры сомневаются даже в том, что образование поможет им найти высокооплачиваемую работу, а полученные знания хоть когда-нибудь пригодятся. Все меньше становится двенадцатиклассников, которые верят, что школа поможет им в будущей жизни, а прилежная учеба является залогом хорошей работы (см. рис. 6.10). Хуже того, старшеклассники вообще не видят смысла ходить в школу. Учителя старшей школы, чья работа сама по себе является очень сложной и весьма напряженной, все чаще сталкиваются с учениками, считающими, что школа дает им знания, которые не имеют никакого отношения ни к ним самим, ни к их будущей карьере. Всего за несколько лет исчезла как внутренняя, так внешняя мотивация ходить в школу.

Школы стараются идти в ногу со временем, однако технологии развиваются настолько стремительно, что угнаться за ними не представляется возможным, и школьники прекрасно об этом знают. Тринадцатилетняя Афина говорит, что в ее средней школе в Хьюстоне, штат Техас, «учителя хотят, чтобы мы, как и 50 лет назад, всему учились по книгам, но времена изменились, и мы учимся иначе. Книги больше не могут дать все необходимые знания, потому что их авторы сами могут ошибаться».

Она описывает несколько случаев, когда в учебнике по истории за седьмой класс и в Интернете по-разному оценивались некоторые события из истории Техаса.