Александр Бушков - Крым и крымчане, или Тысячелетняя история раздора

Пробовал было порулить сын Хмельницкого Юрий-Юрась, но не обладал ни талантами отца, ни дипломатической ловкостью. Какое-то время он бездарно и неуклюже метался между четырьмя заинтересованными державами, надоел всем, казачью поддержку потерял, и в конце концов турки его, как личность жалкую и никчемную, которая только путается под ногами серьезных людей, бесцеремонно удавили где-то на берегу Дуная, предлога ради обвинив в убийстве какой-то еврейки (хотя, в общем, османам были как-то несвойственны как борьба с антисемитизмом, так и антисемитизм). Но кто бы разбирался? Удавили и удавили, дело, в принципе, житейское…

Вольготнее всех посреди этого бардака чувствовали себя запорожцы, для которых открылась великолепная возможность грабить всех подряд, что они старательно и творили, в удобный момент то делая набеги на крымские владения, то выступая против московских войск, то по старой казачьей привычке вторгаясь в Молдавию. Ну и, конечно, крымские татары пользовались общей неразберихой на всю катушку…

Этот период войны всех против всех, длившийся более четверти века, в дореволюционной русской историографии получил название «Руина» — по заголовку рукописи архимандрита Батуринского монастыря, очевидца событий. Ученый монах компанию гетманов, за одним-единственным исключением, характеризует крайне нелицеприятно:

«Выговский Иван — клятвонарушение (московскому царю. — А. Б.), братоубийство, привод татар на уничтожение народа Малороссийского, продажа Руси католикам и ляхам, сребролюбец велий.

Хмельницкий Юрий: клятвопреступник трижды, христопродавец веры и народа ляхам и бусурманам; привод татар.

Дорошенко Петр — мздоимец, лихоимец, клятвопреступник, виновник братоубийства и мук народных от татар претерпленных, слуга бусурманский.

Тереря Павел — сребролюбец, клятвопреступник и холоп добровольный ляшский. Подстрекатель Ю. Хмельницкого на измену.

Многогрешный Дамиан — раб лукавый, двоедушный, к предательству склонный, благовременно разоблаченный и кару возмездие понесший.

Самойлович Иван — муж благочестивый, веры греческой, православной и народу русскому привержен».

Тот еще гадюшник. Тем более что данные архимандритом неприглядные характеристики подтверждаются массой исторических фактов и записками других свидетелей событий.

Во что превратилось после Руины Правобережье, описал еще один очевидец событий, летописец с Левобережья Самойло Величко: «Видел я многие города и замки безлюдные, опустелые, валы высокие, как горы, насыпанные трудами рук человеческих; видел развалины стен, приплюснутые к земле, покрытые плесенью, обросшие бурьяном, где гнездились гады и черви (змеи. — А. Б.); видел покинутые впусте привольные украинско-малороссийские поля, раскидистые долины, прекрасные рощи и дубравы, обширные сады, реки, пруды; озера, заросшие мхом, тростником и сорною травою; видел на разных местах и множество костей человеческих, которым было покровом одно небо…»

На Левобережье обстояло немногим лучше…

Понемногу хаос улегся, войны кончились. По «вечному» миру меж Россией и Речью Посполитой (1668) за Россией оставались Левобережье и Киев — который, кстати, московский царь попросту купил у польского короля за 200 тысяч злотых и присоединил к Гетманщине (как впоследствии Петр I законнейшим образом купил Прибалтику у шведов за гораздо большую сумму).

Войско Запорожское полной свободы лишилось, став вассально зависимым от России, и в отношения меж Москвой и Сечью польский король обязывался более не вмешиваться. Подолье отошло к Турции.

В общем, наступил пусть худой, но мир. Правда, он, как сплошь и рядом случалось по всей Европе, «вечным» не стал. Вечность уместилась в пятнадцать лет — после чего вспыхнула русско-турецкая война, сейчас совершенно забытая, а зря — она принесла серьезные победы русскому оружию.

Все эти пятнадцать лет гетманом оставался поминавшийся в «Руине» Иван Самойлович. Надо сказать, что архимандрит-летописец по каким-то своим чисто человеческим причинам ему изрядно польстил. Верность присяге московскому царю Самойлович все эти годы, надо отдать ему должное, хранил старательно. Его приверженность православию тоже под сомнение не ставится. Однако с «благочестием» обстоит гораздо хуже. Гетман печально прославился множеством отнюдь не благочестивых поступков: был крайне корыстолюбив, раздавал должности за хорошие деньги, раздавал села и деревеньки в полное и потомственное владение «старшине» — как легко догадаться, родственникам и верным сторонникам. Ну, а те обращались со своими пока что не закрепощенными полностью, но «подвладными» крестьянами немногим лучше, чем польские паны по ту сторону Днепра. И планомерно ущемлял, как мог, права «низовых» казаков. Даже фанатичный теоретик самостийности профессор Грушевский (о котором мы подробнее поговорим позже) вынужден был признать: несмотря на привычку изображать помянутых в «Руине» гетманов чуть ли не ангелами Божиими, зная всеобщее недовольство и недоверие к себе, Самойлович для охраны собственной персоны завел особые полки на манер личной охраны, именовавшиеся «сердюками» или «компанейцами» и состоявшие в основном из иностранных наемников — так оно было надежнее. И вдобавок периодически просил у Москвы расквартировать в Гетманщине стрельцов, да поболее, поболее…

Как сплошь и рядом в таких случаях бывает, понемногу среди старшины образовалось немалое число недовольных (то есть обделенных материальными благами), которые втихомолку только и ждали оказии, чтобы подложить пану гетману изрядную свинью, а помянутые материальные ценности разделить более справедливо — то есть чтобы и им немало досталось.

Оказия в конце концов представилась. Самойлович получил удар с самой неожиданной стороны. Но чтобы рассказать об этом, нам придется отвлечься от украинских дел (благо там еще долго не будет происходить ничего интересного) и вернуться к предыдущей главе. Речь пойдет уже не о русских набегах на Крым, а о самой настоящей войне…

В конце XVII века, в последние его десятилетия грозная некогда турецкая армия ощутимо ослабла. Причины прекрасно известны: «разложение» янычаров, янычарского оджака (то есть корпуса).

В первые столетия существования корпуса янычары (сплошь обращенные в ислам христианские мальчики, отменно выученные военному делу) были фанатичными и жестокими профессионалами. Профессионализм был доведен до всех мыслимых пределов. Все свободное время отдавалось военным тренировкам. Жить янычарам разрешалось исключительно в казармах. Запрещалось как жениться, так и заниматься каким-либо ремеслом. При этом, стоит подчеркнуть, относились к ним не как к каким-то людям второго сорта, а именно как к военной элите.