Александр Бушков - Крым и крымчане, или Тысячелетняя история раздора

Правда, для подавляющего большинства жителей СССР, в том числе и самих крымчан, это прошло как-то даже и незамеченным. Была единая страна, Советский Союз, и никто не встревожился по этому поводу: кто тогда мог даже в дурном сне увидеть, что единая страна разбежится по «национальным квартирам»?

В Крыму продолжали преспокойно работать десятки промышленных предприятий так называемого союзного подчинения, то есть подчинявшиеся непосредственно Москве, а не Киеву. Что до главных военно-морских баз, они и вовсе сохраняли особый статус. Еще в 1948 году Указом Президиума Верховного Совета РСФСР Севастополь был выведен из состава Крымской области, стал городом республиканского подчинения РСФСР (особый город со своим административно-хозяйственным аппаратом, своим бюджетом, утверждавшимся в Москве).

1954 г.

Что до второй по значению советской военно-морской базы, Балаклавы, она вообще исчезла с географических карт, став полностью закрытым городом, куда даже жители Севастополя не могли попасть без специального пропуска. Да и в сам Севастополь попасть было крайне трудно: жители с местной пропиской должны были иметь пропуска со штампом «Погранзона», а приезжие — специальные разрешения. В 1984 году постановлением Совета Министров СССР пропускной режим для Севастополя и Балаклавы был еще более ужесточен (в чем киевские власти никакого участия не принимали, все решалось в Москве).

Правда, в свое время возник юридический казус… В апреле 1978 года в УССР приняли новую Конституцию, по которой Севастополь отныне входил в состав Украины как город республиканского подчинения УССР. А неделей ранее уже Верховный Совет РСФСР принял новую Конституцию, где в качестве городов республиканского подчинения значились только Москва и Ленинград.

Но при этом не был отменен указ 1948 года об особом статусе Крыма в составе Украины. Так что как сторонники, так и противники Крыма в составе РСФСР могли ссылаться то на один, то на другой документ, в принципе, имевшие одинаковую юридическую силу…

Правда, особой «украинизации» Крыма тогда не последовало. Как-никак тогда повсеместно звучала песня:

Соответственно этой песне, в общем, и жили. Считалось, что, куда бы ни ехал советский человек — он всегда и везде дома (угольки тлели уже тогда, но — глубоко под пеплом…).

Смело могу опираться на личные впечатления. В январе-феврале 1991 года я почти месяц прожил в Ялте. И никаких таких следов повальной украинизации не обнаружил. Память у меня хорошая, но совершенно вылетело из головы, на каком языке были вывески. Зато прекрасно помню, что повсюду звучала в основном русская речь. На русском говорили все: продавцы на рынке и в магазинах, парикмахеры, милиционеры, официанты. Только один из радиоканалов вещал на украинском — да на книжных лотках лежали (в небольшом количестве) книги на том же языке.

(Именно там я купил «Приключения Тома Сойера» и «Приключения Гекльберри Финна» на украинском, получив при чтении несказанное удовольствие. Поймите меня правильно. Когда я читал на украинском книги украинских писателей (ту же «Черную раду» Кулиша, Павло Загребельного, Остапа Вишню, Кондрата Крапиву), смеха не было — а вот переведенная на украинский мировая классика вроде того же «Тома Сойера» звучит чуточку юмористически, такое уж впечатление оставалось…)

Там же, кстати, мне пришлось столкнуться и с деятельностью оживившихся к тому времени крымско-татарских националистов. Но это уже чисто из области анекдотов. О чем мне, смеясь, рассказывали продавцы на рынке. Базар есть базар. Среди всякой всячины лежало на прилавках немало значков с самой разнообразной символикой: и с украинским «трезубом», и с трехцветным российским флагом либо имперским коронованным орлом. Так вот, в один прекрасный день на базаре объявился мрачный крымский татарин, методично двигавшийся вдоль прилавков и покупавший оптом значки с любой российской символикой. Скупил и удалился. Назавтра появился вновь — явно представления не имея о кое-каких азбучных истинах рынка. Спрос, как известно, рождает предложение. Назавтра на прилавках значков появилось еще больше — и у незадачливого «борца с москалями» явно не нашлось уже денег, чтобы скупить все. Как-то незаметно исчез…

Вот такая «украинизация» — ну, еще пара уроков в неделю была отведена украинскому языку, но даже и этнические украинцы (и не только в Крыму, но и за его пределами) предпочитали отдавать детей в русские школы: окончив школу и владея только украинским, дальнейшую карьеру как-то не сделаешь в условиях, когда вся научная и техническая документация остается на русском (потом это изменится, но в советские времена об этом и не думали…).

Потом грянула «самостийность»…

Карта областей Украины

Именно так. Независимая Украина в чем-то крайне напоминала справедливо прозванную «лоскутной империей» Австро-Венгрию. Правда, Австро-Венгрия была населена очень уж разными народами, с крахом монархии поторопившимися отделиться от Вены. На Украине обстояло чуть иначе. Она просто-напросто оказалась разделена на несколько частей, пусть и не обозначенных ни на одной карте, разными безусловно оказались и язык, и культура…

Донбасс и Криворожье в состав исторической Украины никогда не входили (как и Харьков, о чем я уже писал). Весь фокус здесь в том, что большевики, создав в начале гражданской войны Донецко-Криворожскую республику со столицей в Харькове, объявили ее «Советской Украиной». С точки зрения тактики, ход был, надо признать, довольно неглупый: теперь «остальная» часть Украины представала всего-навсего этакой взбунтовавшейся областью Украины Советской, откуда следовало вышибить и гетмана, и петлюровцев, и многочисленных батек, сплошь и рядом никому не подчинявшихся. Что и было в конце концов проделано. Однако, как уже говорилось, Советской Украине с непонятной щедростью стали прирезать огромные куски территории, никогда в ее состав не входившие. На Востоке и в Новороссии обитало немалое числе людей, родным языком считавших как раз русский. Да и на Левобережье, включая Киев, в большом ходу был так называемый «суржик», местный диалект с примесью украинских словечек, который русские понимали без труда и общались на нем без малейшего напряга.