Виктор Александров - Мафия СС

Я думаю, что дело просто в недостатке у новых историков определенного опыта и интуиции. Со своей стороны я не виню их, ибо сам не раз давал волю своему воображению. Правда, потом обуздывал его в момент передачи рукописи издателю…

Следует также бросить упрек автору обширного и запутанного сочинения «Четвертый рейх» [49] Париж, издательство «Бельфон», 1975. в том, что он не отважился взяться за изучение «тайн» Ватикана. Другое произведение, написанное в Риме при содействии нескольких церковников, безусловно, могло бы поднять завесу над странной перепиской папы Пия XII с немецкими (и даже нацистскими) епископами в период 1942—1944 годов. В нем идет речь о простой пачке писем, предназначавшихся среди прочих магистру Бертраму, весьма прогитлеровски настроенному кардиналу в Бреслау, и магистру фон Фаульхаберу, епископу Мюнхена, которые, разумеется, очень быстро оказались в руках рейхсляйтера Мартина Бормана, самого скрытного и наиболее информированного человека в Европе, преданной фашизмом огню, мечу и крови [50] Некоторое время тому назад при строительстве транспортной магистрали в Западном Берлине был найден скелет, который был идентифицирован как скелет Мартина Бормана. Скелет обнаружен на пути неудавшегося прорыва одной из последних групп эсэсовцев, в которой и находился М. Борман. — Прим. ред. .

Наконец-то я собственными глазами увидел, что собой реально представляло «нацистское состояние». Речь идет о колоссальных ценностях, накопленных путем грабежей и хищений. Их существование длительное время оспаривалось некоторыми заинтересованными в этом лицами. Лишь небольшая их часть была обнаружена весной 1945 года американскими войсками в тайнике Меркерса в Тюрингии: 278 тонн золота и сотня ящиков, наполненных драгоценностями и акциями на предъявителя.

…Монте-Карло, август 1976 года. Коктейль, который давал знаменитый ювелир Гарри Уинстон в залах отеля «Париж», подходил к концу. Лакеи в ливреях под бдительными взглядами полицейских инспекторов провожают к выходу мужчин в смокингах и женщин, увешанных изумрудами и бриллиантами.

В этой толчее я был представлен странному человеку. Худой и загорелый, одетый у модного портного, он беспокоился из-за пробки, устроенной «роллс-ройсами» и «ягуарами». По его словам, он возвращается с Вайкики, где проводил свой отдых, чтобы получить купленный им «мерседес-600», то есть машину самого высокого класса и соответственно стоимости. Поймав мою восхищенную улыбку, он повернул ко мне свое хитроватое лицо. Неужели я уже видел его?

— А мы с вами старые знакомые, герр барон, не так ли?

Мой вопрос заставил его вздрогнуть. Но он взял себя в руки, приняв добродушный и удивленный вид.

— Вспомните. Тридцать лет назад в Австрии.

Его челюсть отвисла, обнажив мелкие квадратные зубы в безгубом рту.

— Ах, должно быть у графа Шёнборна? Или у Фестетикса?

— Вовсе нет, У барона Клингспора. А точнее, на вилле «Пратер» в Фельдкирхе в 1946 году.

— Какая память! — изумленно покачал он лысым черепом.

Беспокойство, равно как и любопытство, побудили его любезно поддержать компанию и попробовать заставить меня разговориться. Мы спустились по широкой лестнице отеля и перешли на другую сторону площади, чтобы спокойно устроиться в «Кафе де Пари», Теперь вопросы задавал он.

— Вы по-прежнему увлекаетесь произведениями искусства и картинами?

— Я всего лишь любитель.

Австрийский барон уставился на меня вылинявшими голубыми глазами.

— Все та же скромность. Я вспоминаю ужин у принцессы Кински. Вы принесли нам тогда, в эпоху суровых ограничений, несколько бутылок прекрасного вина, не так ли?

В то время как мой визави потягивал белое вино, я вспоминал о моих необычных приключениях на австрийском берегу озера Бодензе в первые месяцы после капитуляции «третьего рейха» в компании «новых друзей», принадлежавших к самым титулованным семьям Европы: Виттельсбахов, Гогенцоллернов, Романовых, Габсбургов и т. д. Они бежали из Центральной Европы, оказавшейся в водовороте разгрома. Большинство из них находились под домашним арестом. Именно тогда я научился быстро отличать фальшивого Каналетто от подлинного, настоящего Мемлинга, разыскиваемого службами союзников, — от скверной копии, подлинную икону — от подделки, изготовляемой на Корфу, а также оценивать великолепную работу по золоту и серебру на табакерках Фаберже.

Во время ужина наш разговор не клеился. Очевидно, барон собирался увлечь меня в менее людное место. Мы условились выпить по последнему бокалу в его номере в отеле «Эрмитаж».

Помещение, которое он занимал на втором этаже, напоминало антикварную лавку. Бронза XVIII века, китайский фарфор, коллекция табакерок, инкрустированных драгоценными камнями, и кубков из позолоченного серебра, великолепная икона школы Рублева, малайский столик с шахматной доской и живопись XVII века на религиозные сюжеты.

— Что вы скажете о моем товаре? Это только образцы, которые я вожу с собой… У меня их на миллион швейцарских франков. В Базеле в сейфах я храню гораздо более ценные вещи.

Улыбка соблазнителя, появившаяся на его губах, дала мне понять, что он намерен что-то предложить. Он не замедлил это сделать:

— Вы хотели бы заработать?

Он повторил эти слова, поигрывая старинной тарелкой:

— Взгляните… Это — массивное русское золото высшей пробы. Происхождение: императорский дворец Екатерины Второй. Здесь есть все клейма. Эта тарелка из сервиза, состоявшего из 118 предметов, его я храню в Швейцарии. Им пользовались царь Павел I и его сын Александр, который привез его на конгресс в Вену, чтобы отметить создание Священного союза. Однако эти уникальные ценности с клеймом «Санкт-Петербург, 1759» не вернулись в Россию. Я предполагаю, что царь преподнес их в дар австрийскому двору. Вот недавний сертификат о подлинности, выданный известным венским экспертом.

Барон поднес к моим глазам документ, покрытый печатями и надлежащим образом подписанный. Затем он взглянул на меня:

— Вы знакомы со многими людьми, недавно пожимали руку богатейшему шейху Кашуги из Саудовской Аравии. Вам есть смысл заняться продажей этого сервиза. Это будет «золотая сделка» в полном смысле этого слова… Когда вы ее заключите, будут еще и другие. Например, 500 килограммов посуды из позолоченного серебра, коллекция икон XIV века, десяток полотен художников-импрессионистов. Было бы хорошо, если бы вы сбыли этот товар в Саудовской Аравии или в Южной Америке…

— Почему же не в Европе?

— По личным мотивам, — ответил он. — Продайте мне этот сервиз за миллион долларов, и вы получите 15 процентов от стоимости сделки.