Александр Проханов - Здравствуй, мобилизация! Русский рывок: как и когда?

Однако на экономику и оборону непосредственно влияет не фундаментальная, а прикладная наука. Именно она выясняет, как на доступном технологическом уровне воплотить знания, полученные в ходе фундаментальных исследований, в приборы, машины, оружие, услуги. Именно здесь делается 75 % изобретений. Есть поговорка об отличии фундаментальной и прикладной математики (хотя, конечно, это две ветви одного дерева): «Первая делает то, что можно, так, как нужно, а вторая то, что нужно, так, как можно».

Нагляден пример медицины, которую можно отнести к прикладной науке (или даже к ремеслу, которые в определённом смысле выше науки, поскольку наука знает, как работает машина, а ремесло — как её исправить.).

Мы очень многого не знаем о человеке и его болезнях, но лечить-то надо! И критерии успеха тут различны. В науке — истина, в медицине — поправившийся больной (и наука в этом иногда помогает).

Слияние в 2013 году трех академий, две из которых должны заниматься прикладными вопросами, а одна — фундаментальными разработками, было ошибкой. В мобилизационном режиме их придется разделить, присоединив к ним соответствующие институты.

Прикладная наука обычно работает с горизонтом в 10–12 лет. Её сейчас надо срочно восстанавливать, а в мобилизационном режиме — тем более… При этом надо иметь в виду, что стоит это примерно в 10 раз больше, чем подготовка кадров и научные исследования, вместе взятые. Но зато своим умом будем жить, да и наши «либералы», которые на самом деле никакие не либералы, поскольку отказывают одним человеческим обществам в равноправии с другими, не будут толковать, что без западных технологий нам никуда.

И, наконец, опытно-конструкторские разработки (ОКР), которые воплощают результаты прикладных исследований в товары, услуги, в военную и иную технику, и делают технологии эффективными, надежными, а то, что получается, красивым и привлекательным. Здесь и начинается экономическая конкуренция и отвоевывание сегмента отечественного или мирового рынка. Эта часть всей системы стоит в 10 раз дороже, чем прикладные разработки. Именно здесь наука самым тесным образом соприкасается с промышленностью. К сожалению, крупнейшие российские компании, считающиеся высокотехнологичными, просто не имеют подразделений, занимающихся научно-исследовательскими разработками (НИР), и хотят сразу проводить ОКР. Но ОКР без НИР — это очень тяжело и дорого, если вообще возможно…

А «стартапы», «бизнес-инкубаторы», весь этот мелкий и средний высокотехнологичный бизнес — они достаточно хороши только в том случае, когда есть достаточный научный уровень, с одной стороны, и крупные предприятия, которые могут всем этим воспользоваться и вывести конечный продукт на рынок, — с другой. Не стоит забывать, что та же «Кремниевая долина» стоит (в прямом и переносном смысле) на почве Стэнфордского университета, рядом с гигантами информационно-телекоммуникационной индустрии.

Возникает замкнутый круг: наука не имеет основы для развития в лице сильной промышленности, а промышленность не имеет результатов прикладной науки и вынуждена быть на вторых-третьих ролях, пользуясь технологическими подачками с западного стола. В мобилизационном варианте этот порочный круг придётся разорвать.

У нас нет производства значительной доли необходимой элементной базы, нет персональных компьютеров и суперкомпьютеров, существенной части жизненно важных лекарственных средств, а на 10 тысяч работающих приходится 2 робота, в то время как в среднем в мире — 69, а в Южной Корее — более 500. Мобилизационной режим нужен и нашей промышленности, и отечественной науке, как воздух. Нельзя стоять на месте, когда другие стремительно двигаются вперёд.

Огромную роль в мобилизационном проекте должны сыграть гуманитарные науки. Капитализм исчерпал свои возможности. Общество потребления не имеет будущего. Если все будут потреблять по западным стандартам, то скоро на Земле потреблять будет нечего. А если не все, то довольно быстро дело кончится большой войной… Новые вызовы и стремительное развитие технологий требует нового человека. Какого?

В свое время академик Иван Тимофеевич Фролов ставил этот вопрос, и по его инициативе был создан Институт человека. Потом его присоединили к Институту философии, затем превратили в отдел, через некоторое время — в сектор. Но проблема-то — остаётся. И самые большие возможности, и самые серьёзные угрозы XXI века будут связаны с человеком. Если XIX век был веком геополитики, колониальных войн, передела мира, XX-й — геоэкономики, то нашему столетию, видимо, суждено стать веком геокультуры. Смыслы, ценности, образы жизни, проекты будущего, мировоззрение стало ареной соперничества цивилизаций.

А у нас проблему «растащили» на социологию, экономику, психологию, философию, политологию, академик по китам, академик по котам…

Мещане, «квалифицированные потребители», не говоря уже об олигархах, не удержат Россию, пустят её «в распыл». Никакие манипуляции политтехнологов тут не помогут… Важнейшей частью мобилизационного проекта должна стать Мечта, ощущение ценности Отечества и каждого часа прожитой жизни. Именно об этом, казалось бы, должны думать наши гуманитарии. Ведь в западных учебниках про это не прочтешь, да и во ВШЭ этому не научат. Из 8 главных направлений и 27 критических технологий, утвержденных Министерством образования РФ, нет ни одного, относящегося к гуманитарному знанию. А советник президента по науке и образованию А.А. Фурсенко продолжает толковать про то, что надо выращивать «квалифицированного потребителя», и школы продолжают объединять, порой — с детскими садами, заодно ликвидируя спецшколы, включая физико-математические. При этом новые образовательные и исследовательские «стратегии», не дающие положительного эффекта, продолжают писать и внедрять те же самые «мудрецы» из ВШЭ. То есть Васька слушает, да ест. Конечно, в мобилизационном варианте от всей этой «роскоши» придётся отказаться. И от любимых, уже прижившихся здесь западных советников — тоже.

Интересно: у нас есть масса министерств и ведомств, которым, казалось бы, нужна научная поддержка, анализ, прогноз, оценки рисков, математическое моделирование. Как афористично заявил мне один руководителей Минэкономразвития РФ: «Никаких моделей у нас нет! И, пока я сижу на этом месте, не будет!» Из кибернетики известно, что сложность системы управления должна быть сравнима со сложностью объекта, которым она управляет. В последние 30 лет элиты пытаются упростить объект, двигаясь от мировой системы социализма к московскому княжеству. В мобилизационном варианте придется, наоборот, — «поумнеть» управляющим структурам, чтобы ответить на вызовы, с которыми столкнулась Россия. И наука здесь может оказаться очень полезной.