Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

В феврале 1952 года Сталин встретился с группой экономистов. Он, в частности, сказал: «Товары – это то, что свободно продается и покупается, как, например, хлеб, мясо и т. д. Наши средства производства нельзя, по существу, рассматривать как товары… К области товарооборота относятся у нас предметы потребления, а не средства производства» (57). Замечательно, но эти самые «предметы потребления» и составляли ахиллесову пяту режима. Именно их постоянный недостаток измучил общество психологически. А средства производства находятся в монопольном ведении государства, и их переориентация есть вопрос исключительно государственной политики. Актуальным становился вопрос о перераспределении части произведенной продукции для потребления всего общества, а не только на нужды тяжелой промышленности и обороны.

Как строить коммунизм в сложнейших условиях «холодной войны», с одной стороны, и с другой, удовлетворять растущие требования людей к повышению уровня жизни? Разъяснение этих сложных вопросов Сталин взял на себя. В октябре 1952 года была опубликована работа И. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». В ней «великий вождь и учитель» доказывал возможность построения коммунизма в СССР даже в случае сохранения капиталистического окружения. Сталин сформулировал три основных предварительных условия выполнения масштабной задачи:

1) речь шла о необходимости обеспечить рациональную организацию производительных сил и непрерывный рост всего общественного производства с преимущественным развитием производства средств производства, т. е. того, что дает возможность осуществить расширенное воспроизводство; 2) необходимо путем постепенных переходов поднять колхозную собственность до уровня общенародной, а товарное обращение тоже постепенно заменить системой продуктообмена с целью охвата им всей продукции общественного производства; 3) необходимо добиться такого культурного роста общества, который бы обеспечил всем его членам всестороннее развитие их физических и умственных способностей. Формулировки общие и, главное, они не давали заждавшимся людям конкретного ответа, когда вожделенный достаток наступит в измученной стране.

Кроме того, урбанизация, без которой невозможно поступательное развитие промышленности, обострила вопросы не просто приобретения модной одежды или, к примеру, культурного проведения досуга (допустим, сие от лукавого), но и ежедневного пропитания растущего количества горожан. В 1953 году в СССР скота имелось меньше, чем даже в 1916 году, а население, которое нужно было кормить, увеличилось с тех пор на 30–40 млн. человек, и при этом процент городского населения значительно вырос. На всю страну пряников уже не хватало. В. Молотов свидетельствует: «После войны мы в Прибалтийских республиках старались поддерживать более высокий жизненный уровень, чем во всей стране. Это было политически нужно» (58). Откуда же брать средства для поддержания более высокого уровня жизни в недавно присоединенных и помнящих буржуазное изобилие областях? Политбюро ЦК КПСС и президиума Совмина СССР 1959, 1963, 1978 и 1983 годов предусматривали строгую очередность: импорт потребительских товаров направлять, прежде всего, в неславянские союзные республики и в Западную Украину, затем в Белоруссию, остальную Украину, автономные республики РСФСР, причем, в первую очередь, в северокавказские. Потом – в национально-автономные области и округа РСФСР. Именно в упомянутой последовательности. И лишь после всего этого, то есть по «остаточному принципу» – на остальную, официально русскую территорию РСФСР.

А вот свидетельство академиков-экономистов Т. Хачатурова и Н. Некрасова (выдержка из их совместного письма министру газовой промышленности СССР С. Оруджеву, 16 ноября 1977 года):

«РСФСР в последние 10 лет постоянно ущемляется в выделении разнообразных централизованных ресурсов: их все больший объем выделяется другим республикам, хотя контроль за использованием в тех республиках выделяемых ресурсов ослабевает и становится формальным. Более того: даже из того, что выделяется для РСФСР, затем весьма часто изымается из ее фондов. Проявляется также неблагоприятная тенденция замораживания не только капиталовложений, но и разнообразных природных ресурсов на территории РСФСР, в то время, как все больший объем того и другого, соответственно, направляется и осваивается в других республиках. Последние требуют для себя увеличения и капиталовложений, и поставок по импортным линиям (лимитам), что, в отличие от большинства таких же заявок от РСФСР, удовлетворяется. Сохранение такой ситуации повлечет за собой… необратимые диспропорции в социально-экономическом развитии и ресурсном обеспечении регионов всего СССР…» (59) Руководство страны планомерно и вполне осознанно жертвовало интересами государствообразующей нации ради сбережения национальных окраин в составе СССР. Ясное дело, что такой порядок вещей не мог сохраняться вечно.

Сама жизнь в большом городе лишает человека множества естественных средств удовлетворения его потребностей. И в то же время создает постоянный стресс из-за того, что городская организация пространства и времени противоречит его природным ритмам. Особенно это касается горожан в первом поколении. Реальностью жизни большинства граждан в СССР стал стресс, порожденный городской средой обитания. Невозможность компенсировать стресс становится трагедией. Если не можете накормить, дайте хоть поразвлечься; нет возможности политического самовыражения – разрешите хоть помодничать! Современному человеку важны не только физиологические функции, но и образы, составляющие его духовную жизнь.

Как же ответил на потребности нового, городского общества советский проект? Никак! Большая часть потребности в образах была объявлена ненужной, а то и порочной. Это четко проявилось уже в 1950-е годы, в кампании борьбы со «стилягами». Они возникли в самом зажиточном слое, что позволило объявить их просто исчадием номенклатурной касты. Но в действительности это был первый симптом грядущей фронды. Проигнорировав жизненные, хотя и неосознанные потребности целых поколений молодежи, родившейся и воспитанной в условиях крупного города, «советский строй буквально создал своего могильщика – массы обездоленных» (60). И теперь это была уже не только интеллигенция. Протест народа начал принимать экстремистские формы массового хулиганства, которые постепенно начали перерастать в манифестации политического характера, что давало надежду диссидентам первой половины 1960-х годов надежду на изменение существующего строя с помощью народа.