Михаил Хазин - Воспоминание о будущем

Поскольку снижение расходов распространяется по цепочке межотраслевого баланса, совокупное снижение доходов будет вызывать за собой падение доходов, которое вызывает дальнейшее падение спроса. И так далее, по снижающейся спирали, к равновесному состоянию между спросом и реально располагаемыми доходами. Это работает межотраслевой мультипликатор, который увеличивает общий уровень спада относительно базового структурного разрыва.

Как показывают эмпирические исследования различных кризисов и спадов, падение доходов до точки равновесия между ними и расходами домохозяйств, превышает первоначальный разрыв между доходами и расходами. Важную роль тут играет мультипликатор по межотраслевому балансу и составляет он, для различных экономик и стран, от 1,5 до 3 (т. е. точка равновесия между новыми доходами и расходами находится ниже старых доходов на величину в 1,5-3 раза больше, чем первоначальный разрыв между доходами и расходами).

При этом если разрыв изначально был мал (т. е. межотраслевые цепочки снижения потребления не наталкиваются друг на друга), то этот мультипликатор близок к максимуму, а вот если он составляет десятки процентов от ВВП, то приближается к минимуму. Поэтому в нашем случае можно предположить, что этот мультипликатор скорее ближе к полутора, чем к трем. Для примера можно привести исследования зависимости инфляции от роста тарифов в экономике России 2000-х годов, которые проводились в начале 2000-х группой консультантов под моим руководством, когда совокупный рост последних составлял порядка 2-4 %. Тут мультипликатор оказался равен примерно двум (т. е. при прямом повышении цен от роста тарифов на 2 % итоговая инфляция составляла около 4 %, и для ее достижения нужно было подождать несколько месяцев).

Если принять это правдоподобное предположение, то точка равновесия по частным доходам находится на уровне ниже нынешнего примерно на 4,5 трлн в год. Впрочем, тут нужно отметить еще одно очень важное обстоятельство. Дело в том, что 11 трлн, которые частный спрос вкладывал в ВВП, это уже значение после учета внеэкономического стимулирования. Но и доходы домохозяйств, по официальной статистике, составляли в 2008 г. 11 трлн. Совпадение этих цифр, конечно, случайность, но как так получилось, что домохозяйства получают столько же, сколько они потом, после стимулирования, вкладывают в ВВП?

А дело в том, что в американской статистике доходы домохозяйств даются до выплаты налогов. Вот и получается, что потери от выплаты налогов практически полностью компенсируются теми 3 трлн, которые пошли на стимулирование спроса. Три триллиона от 11 – это примерно от четверти до трети, что соответствует средней налоговой нагрузке на домохозяева в США.

А теперь посмотрим на масштаб кризиса. Падение уровня жизни составит 4,5 трлн – но от уровня доходов после выплаты налогов! Если он соответствовал 8 трлн долларов, то, соответственно, равновесное значение соответствует уровню 3,5 трлн. С учетом падения цен и снижения реального уровня налогов (которые всегда происходят во время тяжелых кризисов) этот уровень можно оценить в 4 трлн. Напомним, что все это, разумеется, в ценах и оценках 2008 г., сегодня картина в номинале будет выглядеть существенно иначе.

Если посмотреть на ВВП, картина выглядит еще более ярко. Доля частного спроса в ВВП в либеральной экономике велика, в США на момент кризиса она была на уровне 70-75 % (расходы государства малы). Снижение 11 трлн до 4 означает падение ВВП как минимум на 7 трлн, т. е. на 50 %. А вот расходы государства резко вырастут, т. е. 3 трлн других пунктов, за счет которых формируется ВВП, можно оставить (напомню, мы даем оценку, а не анализируем точную модель).

Иными словами, мы получаем следующую картинку. ВВП США падает до равновесного (с точки зрения баланса спроса и доходов) уровня и падение останавливается. ВВП снижается до уровня 4 трлн долларов (частный спрос) + 3 трлн долларов (другие статьи, главной из которых становится государственный спрос) = 7 трлн. То есть падение ВВП как минимум в два раза. А вот уровень жизни населения упадет с 11 трлн до 4, т. е. упадет более, чем на 60 %. В реальности падение будет меньше, поскольку богатые будут сокращать свои сбережения и переводить их в потребление, но цифра 60 %, безусловно, является критической, с точки зрения социальной стабильности.

Проверим теперь на аналогичной оценочной модели ситуацию 30-х годов прошлого века. Спад тогда продолжался с весны 30-го до конца 32-го года, т. е. чуть больше, чем 30 месяцев. Если исходить из падения ВВП примерно в 1 % в месяц, то падение составило около 30 %. Падение ВВП, как видно из предыдущего анализа, примерно в два раза выше, чем исходный структурный разрыв в 15 % между доходами и расходами домохозяйств, отмеченный выше. Отметим, что разрыв такого же масштаба мы отметили в 2001 г. по итогам исследований межотраслевого баланса 1998 г.

А вот по итогам 2008 г. (т. е. через 10 лет) он существенно вырос, до 25 % как минимум (3 трлн от 11 трлн расходов составляет чуть более 25 %, а от 8 трлн реально полученных доходов – уже около трети). Это естественно, поскольку темпы роста финансовых пузырей обычно растут со временем. Иными словами, темпы роста частного долга в 10 % существенно увеличили масштаб структурных диспропорций в экономике США. Теоретически, если бы в 2008 г. денежные власти США не начали бы активную эмиссию с целью поддержки частного спроса, экономика США должна была бы перейти к периоду устойчивого спада (сокращение ВВП было бы примерно 10 % в год) на протяжении примерно шести-семи лет. В реальности этого не произошло и связано это с активной политикой денежных властей.

Следующие две главы посвящены последствиям кризиса и политике денежных властей США и элиты Западного проекта в сегодняшних условиях. Граница между ними достаточно условна, поскольку субъективная реакция обычно является ответом на какой-то объективный сигнал. И в этой главе акцент я сделал на объективных процессах, а в следующей – на субъективную реакцию, хотя, конечно, будут и отклонения.

Потенциал структурного спада экономики США к концу 90-х годов (т. е. к концу президентского срока Клинтона, который тогда рассматривался как золотой век американской экономики) уже составлял, как видно из гл. 18, уровень масштаба Великой депрессии 30-х годов прошлого века, точнее, кризиса, который к этой депрессии привел. Понятно, что продолжать регулятивную политику, основанную на запретах времен Рузвельта было невозможно и последние пару лет президентства Клинтона были отмечены чрезвычайной активностью законодателей в части отмены этих ограничений. В частности, закон Гласса – Стиголла, запрещающий совмещение брокерской, страховой и банковской деятельности, был отменен в 1999 г. Отметим, что восстановление этого закона в нынешней ситуации в более или менее полной мере, разумеется, невозможно: оно неминуемо вызовет обвал финансовых рынков.