Георгий Кублицкий - Гораздо больше, чем река...

Бережное отношение к старине, заслуживающей уважения, заметно укрепилось за последние годы. Поутих раж — сноси, сокрушай старье, поставим тут типовой стоквартирный пятиэтажный домище всем на радость! Стали думать о мемориальных зонах, сохранять не только то, что завещал нам XVII или XVIII век. Конец прошлого столетия и начало нынешнего тоже ведь кое-что оставили для истории!

Но если говорить именно о среднем, типичном для Волги городе Энске, то, пожалуй, главными будут новые взаимоотношения между ним и рекой.

Началось это вскоре после войны, однако особенно значительные перемены произошли за последние годы. Приволжские города повернулись лицом к великой реке, облагородили и украсили свои прибрежные районы.

Пришлось для этого менять сложившуюся еще в прошлом веке приречную застройку, где все подчинялось погоне за барышом. Судовладельцы и хлеботорговцы воздвигали дворцы и особняки на главных улицах волжских городов, приглашая зодчих из Петербурга и Москвы. Но к приречью, к берегу, где Волга работала на толстосумов, эти господа относились с пренебрежением полнейшим. Им было совершенно наплевать, как выглядит район пристаней. Они громоздили уродливые склады и лабазы, мирились с кое-как замощенными взвозами и съездами, по которым с утра до ночи тянулись ломовики с кладью. Тут же лепились кабаки и харчевни, ночлежные дома для босяков, бараки, избушки бедноты. Конкуренция между "Кавказом и Меркурием", "Самолетом" и другими компаниями судовладельцев заставляла их прихорашивать лишь дебаркадеры, где пароходы принимали "чистую публику".

Пожалуй, только дореволюционный Ярославль мог похвалиться благоустроенной набережной. Ну и были еще бульвары в Костроме и Кинешме, да в Самаре спускался к Волге Струковский сад.

Меня поразили те районы Нью-Йорка, которые выходят на Гудзон и Ист-Ривер. Как скучен, уныл, а местами уродлив его фасад, обращенный к воде! Исключение — Баттери-парк, парадный вход в Нью-Йорк со стороны морской гавани. Когда я спрашивал ньюйоркцев, почему они так равнодушны к мрачным, лишенным окон складским стенам, загораживающим от них речную жизнь, мне неизменно отвечали, что "открыть фасад" стоило бы миллиарды долларов и город едва ли найдет такие деньги в этом столетии. Сегодня, когда Нью-Йорк оказался на грани банкротства, а бюджет города стал таким напряженным, что власти экономят даже на мусорщиках и полицейских, надежд на реконструкцию, очевидно, нет вовсе.

Мы стали поворачивать города лицом к Волге еще в первые, самые трудные послевоенные годы. К началу девятой пятилетки эту огромную работу сделали где начерно, где наполовину. В одних городах одели в камень берега, но затянули застройку приречных кварталов. В других не успела окрепнуть зелень молодых парков, посаженных вдоль реки. В третьих оставались старые речные вокзалы, казавшиеся недавно еще вполне приличными, но теперь ставшие уже тесными и неудобными.

И вот пятилетка в основном завершила давно задуманное. То, что смотрелось вне связи с окружающим, обрело законченность, единство. Волга и город стали гармонично дополнять и украшать друг друга.

Горький на почтительном расстоянии от своего царственно поднятого кремля поставил по гребню возвышенности дома-башни, облагородил склоны, декоративно чередуя куртины и площадки газонов, спустил к Волге асфальтированные дорожки и лестницы, перекинул через бывшие овраги изящные легкие мосты. И прежде отлично смотрелась с Волги ее столица, теперь она и вовсе завораживает путешественника.

Но то "город-миллионер", третий по населению в Российской Федерации. А вот вам Кимры, в прошлом — провинциальное захолустье, село, переименованное в город вскоре после Октября. И смотрите — длинная, в бетон одетая набережная, лестницы-спуски к воде. Еще толпится очередь у парома, но уже выдвинулись в Волгу первые пролеты нового моста. Кстати, скоро, кажется, не останется у нас крупных волжских городов с развитым заречьем, где не были бы построены или не строились бы мосты.

Куйбышев — трудный для архитектора город, крепкий орешек! В его центральной части немало каменных особняков, отражавших вкусы самарского купечества. Далеко не все они интересны как памятники архитектуры. Но и сносить их было бы не по-хозяйски, хотя бы для сохранения исторического ядра города, в котором формировался молодой марксист Владимир Ульянов. А вот в приречной части…

Куйбышев получил великолепную набережную. Опоясал Волгу гранитом с Урала, поднял его стенку над намывными песчаными пляжами, отрадой знойного дня. Раздвинул полосу бульваров чуть не до ширины парка, засадил взрослыми деревьями. Но кончалась эта набережная каким-то странным городком деревянных павильонов, напоминавших выставочные, причем с претензией на пышность. Таким был речной вокзал. А от него поднимались в гору узкие улицы, и получалось так, что сверху можно было увидеть только полоску Волги, будто смотришь на реку в щель, сужающую поле зрения.

В нынешнюю поездку, когда Куйбышев уже обозначился вдали, я легко находил знакомые приметы: вон известное еще по дореволюционным снимкам бывшее кумысолечебное заведение Аннаево, ставшее санаторием, район поляны Фрунзе, давнее и любимое место отдыха.

А дальше я, когда-то живший в этом городе, побывавший здесь в последний раз в начале пятилетки, был просто сбит с толку. Где же старая окраина, где домики, лепившиеся по косогору в зелени садов и огородов? Их последние островки были затиснуты массивом новой высотной застройки. С вершины холмистой гряды палевые и светло-салатные громады смотрелись в Волгу.

Затем потянулась новая набережная, совсем новая, продолжившая ту, что была недавно построена. Пляжи, красивые спуски к воде. И тут же как бы второй ярус, застройка приречного склона. Высокий Дом быта, цирк, Дворец спорта, ниже бассейн для плавания — и над всем этим распахнутая к Волге площадь с необычным обелиском.

Речной вокзал тоже новый, современный, к нему примыкает новое же здание гостиницы "Россия": стоит у воды, а высотой спорит чуть не с гребнем приречной гряды!

Я поспешил к обелиску.

Какой почитатель Волги не мечтает о том, чтобы не только любой город красиво раскрывался бы с реки, но чтобы и на городском берегу были толково, со вкусом выбраны и благоустроены места, откуда можно любоваться рекой, ощущая всю ее мощь и ширь, рекой, ничем не стесненной, не заслоненной?

Куйбышев выбрал площадь Славы, одна сторона которой — открытая вершина приподнятой над Волгой возвышенности. У самого склона к реке, как бы наперекор ветрам, воздвигнут обелиск.

Это даже не обелиск, а монумент: высоко вознесенный над великой рекой столп из сплава, хорошо знакомого самолетостроителям. На вершине — символическая фигура: рабочий человек, высоко поднявший над головой сотворенные им крылья, распахнутые как у чайки в полете.