Георгий Кублицкий - Гораздо больше, чем река...

Человек смотрит на Волгу, в заречные дали. Он, как и мы, видит деятельную жизнь реки, паруса яхт, стремительный бег "Метеора". Он любуется лесистой равниной правобережья. Ему, как и нам, открываются дивные Жигули, их горные вершины, размытые в синеватой дали.

Рабочий человек над рекой-труженицей — найдешь ли символ точнее и выразительнее?

Конкурс состоялся в учебных мастерских машиностроительного техникума, в самом центре рабочего Сормова.

Сюда, в Горький, собрались победители отборочных конкурсов третьей зоны Советской России. А это — десять промышленных областей, в том числе Московская. Победителю отсюда прямая дорога на всесоюзный конкурс молодых электросварщиков страны.

Ребята, понятно, волнуются. Нельзя сказать, что им предстоит выполнить задание особой сложности. Это обычная ручная электродуговая сварка. Звание мастера "золотые руки" получит не самый быстрый и проворный. Время сварки, конечно, учитывается, но решает ее качество. Выдающиеся знатоки электросварки прежде всего дадут оценку по внешнему виду пробы. Глаз у них сверхнаметанный. Затем — слово за лабораторией, где сделают анализ с помощью рентгена. Кроме практических навыков оценивается культура рабочего места и теоретические знания молодых мастеров. В общем, дело серьезное.

Вячеслава Васильевича Пайщикова я и не узнал сначала. Принял его за преподавателя техникума. На работе он в каске, в робе, а здесь — отлично сшитый костюм, модный галстук. Почти все участники конкурса здоровенные ребята, по моим представлениям — типичные сварщики. Пайщиков же, сварщик знаменитейший, кажется среди них хрупким, изящным, "не типичным".

Он вообще-то в отпуске. Ему гулять еще неделю. Отдыхал в деревне. Но услышал о конкурсе, о том, что его выдвинули в жюри, и приехал. Ничего тут необычного нет, ведь соревнуются электросварщики, верно? Этим все сказано.

Пока идут приготовления, он для меня неуловим. Подойдет к одному, другому, улыбнется ободряюще, заглянет в кабину, попросит сменить очки — есть дефект в стекле, — проверит электроды. Ему положено быть беспристрастным. Но это когда начнутся испытания. А пока он дольше других задерживается возле Николая Челнокова. Парень с "Красного Сормова". Мало того: в прошлом работал в бригаде Пайщикова.

Но вот жеребьевка. Каждый получает свою кабину, осматривается, прилаживается без спешки: на опробование времени достаточно. Теперь члены жюри могут лишь молча наблюдать за соискателями. Я-то думал, что вот сейчас мы спокойненько сядем с Вячеславом Васильевичем в одной из аудиторий и…

Нет, он хочет видеть, как у ребят идет дело. Пока ничего не подскажешь, верно. А после того, как все закончится, разве им не интересно будет узнать, в чем их промахи и ошибки, на что каждому надо обратить внимание? Конкурс конкурсом, но ведь им важно, вернувшись, привезти с собой опыт, другим рассказать. Так что, извините ради бога, но о его, Пайщикова, делах — попозже, ладно?

…Он не потомственный сормович. Его родина — Горьковская область, те места, которые Короленко описал в рассказе "Река играет".

— Помните, Ветлуга с глинистыми крутоярами, взыгравшая после дождей, разлившаяся по зеленым берегам? Вот это и есть мой отчий край, оттуда я приехал в Горький за крепкой рабочей специальностью. Выбрал сварочное дело. Поступил в ремесленное, затем — "Красное Сормово". Проработал два года в судокорпусном цехе, чувствую — верно выбрал. Но не думайте, что все сразу пошло без сучка без задоринки. Напротив! Попал сначала в бригаду, где верховодил мужик без стержня в жизни, грубоватый, я бы сказал — лишенный чувства коллективизма, доброжелательности к людям. Ну и выпивал к тому же. Быть может, еще долго не почувствовал бы я тонкостей профессии, если бы не мой первый настоящий наставник, Виктор Тарин. От него получил я незабываемые уроки по двум линиям. По чисто сварочной — он буквально водил моей рукой, вырабатывал в ней твердость. И по другой, быть может, еще более важной линии: дал почувствовать, понять, что все на заводе — твое, что дела завода — твои дела, что ты за них в ответе. За соседа, за план, за честь заводского знамени. И при этом обходился без громких слов. Просто я видел, как сам он за все болеет душой.

А другой школой стал для меня флот. Четыре года флотской службы. Сначала учился, потом сам обучал молодых матросов. Остались у меня о том времени огромные и прекрасные воспоминания. Да, служба флотская не забава, что говорить. Но втянувшись, обретаешь внутренний ритм. Железный ритм. Сначала кажется, что минуты у тебя свободной нет и не будет. Но вот научаешься уплотнять время и управлять им. На флоте я окончил вечернюю партийную школу при политотделе. А это дополнительная нагрузка — и немалая.

Отслужив, вернулся в свой судокорпусный цех. Нельзя сказать, что другим человеком, это было бы слишком, но все же… Называйте это волей, закалкой — дело не в словах. Выросла уверенность в своих возможностях. Это я не только о себе лично, сужу и по другим ребятам, которые со мной служили.

Ну, поработал я какое-то время в судокорпусном цехе, стал бригадиром. Бригада — в числе передовых. Вызывают однажды в партком: присмотрись, мол, парень, к такой-то бригаде, не идет у них дело. Отстают, что-то там неладно. Я подумал и говорю: может, чем присматривать со стороны, лучше пойти в эту бригаду? "Дело! Давай пробуй, вытягивай!" Попробовал, вытянул.

…"Красное Сормово" из тех наших заводов, чья история прочно вплелась в историю русского рабочего класса. Кроме того — в историю Волги. Наконец, в историю литературы.

Недавно заводу исполнилось 125 лет.

"Нижегородская машинная фабрика", корпуса и трубы которой поднялись на волжском берегу возле вырубленной дубовой рощи помещицы Крюковой, с первых дней своего существования собрала окрестных умельцев. Шли сюда деревенские кузнецы-искусники, стягивались судовые плотники, исстари ладившие по соседству, в Балахне, деревянные расшивы и баркасы, шли вчерашние бурлаки, натрудившие ноги на волжских бечевниках.

По тем временам — это середина прошлого века — дело на "машинной фабрике" начали с размахом, выписали паровые машины, станки, паровой молот, пригласили бельгийцев для их монтажа и наладки.

Построенный у Волги завод начал работать для Волги. Его первенцами были пароход "Ласточка", легкий и ходкий, а также мощный по тем временам кабестан "Астрахань", родоначальник будущих волжских буксиров.

Полистайте монументальную — почти пятьсот страниц — историю "Красного Сормова". Какие взлеты технической мысли, сколько смекалки и изобретательности! Первые волжские железные суда удачной и работоспособной конструкции — Сормово. Получили сормовичи заказы на землечерпательные машины и морские шхуны — отлично справились с новым делом. Строили затем вагоны и паровозы, фермы для мостов. В истории мировой техники за сормовичами слава создателей первых в мире теплоходов.