Георгий Кублицкий - Таймыр, Нью-Йорк, Африка... [Рассказы о странах, людях и путешествиях]

…Последний вечер в Асьюте. Делаем прощальный круг по городу — привычный ежевечерний круг наших друзей. Одуряюще пахнут невидимые цветы. Под луной серебрится Нил.

Шагаем молча, обо всем главном переговорили, а ночь так хороша. Но что это за странные звуки? Откуда они? Из темной мечети, подле которой жмутся несколько фигур.

«Вах… Вах… Вах…»

Помпа? Но зачем в мечети помпа, да еще ночью?

«Вах… Вах… Вах…»

Нет, похоже на человеческие голоса.

— Вот собрались, и все враз, все враз, — нехотя говорит Сергей Николаевич. — И так часами…

Я представил гулкую мечеть, лунный луч на полу, темные фигуры, отрывисто, в молитвенном экстазе вскрикивающие все враз. Это, наверное, радения дервишей — монахов одной из мусульманских сект.

Мы шли, не говоря ни слова, а вслед нам неслось приглушенное:

«Вах… Вах… Вах…»

— Африка… А что Африка? — неожиданно сердито, будто споря с нами, вскричал Сергей Николаевич. — Народ-то все равно хороший, верно? Это главное!

Гирга?

Ну кто из вас слышал об этом городке в нильской долине, затерявшемся между Асьютом и Луксором?

В школах Гиргу не проходят, на картах страны жирный шрифт не для нее. А поскольку история не наделила Гиргу памятниками древности, то и для туристов этот главный город одноименной сельскохозяйственной провинции звук пустой.

Мы знали, что в Гирге, около которой на карте был нарисован ромбик, работают наши мелиораторы. Первый встречный передал нас второму, второй показал улицу, третий — дом, четвертый ткнул пальцем в дверь на первом этаже:

— Фамеко! Мистер Фамеко!

«Мистер Фамеко», он же руководитель гиргинского отряда советских специалистов Владимир Николаевич Фоменко, встретил нас сдержанно. Но ровно через три минуты все мы были устроены, через пять — знакомы со всеми членами отряда, а через пятнадцать — блаженствовали в ваннах.

Владимир Николаевич оказался человеком дела: «Эмоции потом». Без лишних слов он выяснил, что нам хотелось бы запечатлеть на пленке, и тут же наметил, когда и где именно мы сможем это сделать.

Через полчаса все мы тесно сидели за общим столом, болтая о прохладной московской весне, новых стихах и фильмах, программе торжеств в Асуане и о матчах «Спартака», за который болели все, за исключением Юнусова-младшего, который еще не определил свои футбольные симпатии.

Отряд Фоменко помогает тем, кто перестраивает крупный оросительный канал. Его расширяют, углубляют, спрямляют, готовят к приему большой воды.

— Проект арабский от начала до конца, — сказал Фоменко. — Превосходные ирригаторы! У них какое-то наследственное тончайшее инженерное чутье во всем, что касается орошения. Аккумуляция опыта множества поколений, начиная с дофараоновых времен. Тут мы учимся, а не учим.

Утром поднимаемся чуть свет, едем с новыми друзьями по пыльному узкому проселку… Ба, советские землесосы! Приткнувшись к берегам канала, они всасывают со дна густейший раствор благодатного нильского ила и гонят его по трубам подальше на берег. Феллахи из ближайшей деревеньки нагребают грязь в корзины, тащат на свои поля.

Вот вам размежевание эпох: по одну сторону канала гудение моторов, бугор, намытый землесосами, землемерные рейки, стальные трубы; по другую — хижины из камыша, женщины с глиняными кувшинами на голове, буйволица, медленно волочащая тяжелые салазки: так обмолачивали урожай и триста, и пятьсот, и тысячу лет назад.

Фоменко знакомит меня с феллахами, ставшими помощниками багермейстера на землесосах. Марк Антонович с тяжелой кинокамерой карабкается на шаткий помост из досок, выбирая точку для съемки. Неведомо откуда появившиеся мальчишки преданно сопровождают его, норовя в самый неподходящий момент тщеславно выскочить перед объективом.

— Муш куейс! Нехорошо! — сердито кричит Марк Антонович.

Он заставляет Фоменко раз пять подниматься к пульту землесоса, сам ложится на землю, чтобы снять несколько кинокадров с нижней точки, месит перекачиваемую со дна грязь; сгорает на солнце, обливается потом, покрывается густейшей пылью — одним словом, работает, как обычно…

Вечером я был гостем Захара Юнусова и его жены Веры. Захар самый молодой в отряде, родом он из Башкирии, по специальности тракторист. Служа в армии, научился работать на бульдозере и немного на экскаваторе. Его всегда тянуло в Арктику. Он сам не знает почему. Прежде всего, наверное, потому, что там трудно. Захар зачитывался книгами о подвигах арктических путешественников.

— Вот люди, вот люди! — восклицает он. — Это же какую волю надо было иметь!

Вера, библиотекарь по специальности, тоже не прочь была поехать, скажем, в бухту Двух медведей или на мыс Челюскина: библиотекарю везде найдется дело, а она ведь и стряпать умеет, и всякой другой работы не чурается.

Захар подал заявление. Но подумайте, как не повезло: работники его специальности временно на полярные станции не требовались. Ждать? Ждать не хотелось. Захар пошел в ЦК комсомола. «В Арктику? А почему бы, товарищ, не в Африку? Разница всего в двух буквах и в одном знаке: в Арктике — минус сорок, а в Африке — плюс сорок».

Вера обрадовалась: Африка! В ее памяти еще свеж был школьный учебник истории древнего мира, раскрашенная таблица с белым храмом и пальмами, рисунки пирамид и статуй фараонов.

— Вот и приехали, — как бы все еще удивляясь, говорил Захар. — Первым делом — к пирамидам. И храмов насмотрелись. Бывали вы в Лусоре? Там в храмах краска сохранилась с фараоновых времен. Вот это краска! А какие колонны! Мы сейчас всей нашей техникой здешний гранит едва пробиваем, а они, древние-то египтяне…

Тут в соседней комнате раздается рев Юнусова-младшего. Утирая кулачком мужественные слезы, он появляется в дверях заспанный, в длинной рубашонке.

— Не хочу-у-у такой сон смотреть! — басом ревет он. — Не хочу!..

Витьке скоро четыре года. Африка останется первым воспоминанием его детства. Если он в Юнусова-старшего, много удастся ему повидать!

…Чем дальше на юг, тем заметнее, что стройка Асуана втянула в свою орбиту всю нильскую долину, что ее строительная площадка — вся страна.

Весна была томительно жаркой и сухой, пыль поднималась над долиной и долго держалась в воздухе. Рубчатые следы скреперных колес тянулись всюду, горы вырытой земли местами подступали к самой дороге, надолго скрывая горизонт. Казалось, что страна навеки утратила покой и уже никогда не сможет замедлить этот сумасшедший, невиданный для нее разгон.

Останавливая машину, мы карабкались на земляные валы, чтобы сообразить, где Нил и откуда может пойти вода. Чаще всего, грязные и потные, с раздражением вытряхивая землю из башмаков, мы возвращались не солоно хлебавши, потому что Нила не было, а виднелись лишь каналы разной глубины, старые и новые, валы земли и облака пыли, в которых рокотали моторы.