Георгий Кублицкий - Таймыр, Нью-Йорк, Африка... [Рассказы о странах, людях и путешествиях]

Он, конечно, не был в экспедиции Александра Федоровича Миддендорфа, одного из российских первооткрывателей Таймыра, но история этой экспедиции оживает под пером писателя не потому только, что он тщательно изучил документы. Еще в 1936 году молодой журналист Кублицкий познал суровый норов Таймыра, выпуская многотиражку для экипажей речных судов, которые с великим трудом, преодолевая немалые опасности, доставили по Енисею, Карскому морю и реке Пя-сине первые грузы для тогдашнего безвестного, только что родившегося Норильска. А осудительные нотки в рассказе о путешествии американца Роберта Пири на Северный полюс звучат потому, что Кублицкому чисто по-человечески противны всякие рекламные штучки, бахвальство, поза. Он лично знаком с многими полярными исследователями, делающими свое дело по-рабочему просто, по-мужски сдержанно. Сам он прост, сдержан, исполнен внутреннего достоинства, и, если хотите, в этом сказывается эффект присутствия автора на страницах его книги.

Георгий Иванович Кублицкий родился в 1911 году в Красноярске, на Енисее. В своей книге «Сибирская родная сторона» он вспоминает, что в годы его детства тайга подступала к самому Красноярску и что «ягодницы, торговавшие на базаре лесной малиной, не хотели сбавлять цену, говоря, что за ягоды эти натерпелись они великого страху от медведей». В детской памяти сохранился январский день 1920 года, когда бородач с красной лентой на папахе раздавал красноярским ребятишкам георгиевские кресты прямо из сундука, брошенного колчаковцами, которые оставили Красноярск под ударами Красной Армии и партизан. И еще вспоминается голод, бред сыпнотифозных больных, трупы лошадей на улицах. Вечерами мигали и меркли электролампочки и мальчик затягивал вместе с сестрой: «Фрумкин умирает! Фрумкин умирает!» Фрумкин, видимо, был главным на местной электростанции, а лампочки меркли в городе на Енисее, который стал теперь одной из мощнейших «электрических» рек планеты. Жили без отца. Его убили на фронте в 1914 году; мать работала инспектором в страхкассе и боялась лишиться места. Мальчик навещал дом доктора Крутовского, где было много книг, а в саду росла амурская сирень. В 1926 году поехали за лучшей жизнью в быстро растущий Новосибирск, который тогда любили называть «Сиб-Чикаго». Там подросток окончил школу. В родной Красноярск вернулся уже геодезистом-изыскателем.

«Судьба подарила мне в молодости несколько лет таежных изыскательских скитаний, — спустя много лет скажет Кублицкий. — Теперь кажется, что без них жизнь моя была бы неполной, лишенной чего-то важного, существенного». Подарок судьбы… Случайны ли эти возвышенные слова? Те годы таежных и, надо полагать, тяжелых изыскательских скитаний, наверное, образовали характер человека, которому хорошо в пути, нужны сквозняки дорог, которого тянет к новым местам и людям. Его мучила жажда познавать и жажда поделиться познанным с другими. Молодого начальника изыскательской партии потянуло к перу. Он пришел в газету «Красноярский рабочий»…

Теперь он писатель — известный, уважаемый, имеющий своих преданных читателей. А по складу характера, по направленности таланта остался неутомимым изыскателем, путешественником.

Он давно уже москвич, но из тех, кому не сидится на месте. Изъездил всю страну, писал об Арктике и Антарктиде, о землепроходцах и речных капитанах, но мне кажется, что самые проникновенные и поэтические его страницы посвящены Сибири. Родной Енисей он поистине очеловечивает, любуется им, как близким, дорогим существом. О Сибири говорит по праву и с любовью сына: «Сибирь, моя Сибирь…»

Пришли пятидесятые годы, та пора, когда писатель Кублицкий с удостоверением специального корреспондента «Литературной газеты» впервые выехал за пределы нашей страны, начал, по добродушно-ироническому его выражению, колесить по материкам и странам. Там, за рубежом, поначалу непривычно было сибиряку рекомендовать себя: «Ай эм э форина. Я иностранец». Иностранные улицы и города, горы и пустыни часто становились теперь его рабочим местом. Он наблюдал, как и чем живут люди у подножия небоскребов Нью-Йорка и под метелками иракских финиковых пальм, на улицах Стокгольма и Белграда. Люди, прежде всего люди и их жизнь по-прежнему занимали писателя Кублицкого, ставшего писателем-международником. И новое дело он научился делать с той же основательностью, с которой делает все в своей жизни. И с высоким чувством ответственности человека, который дорожит своей репутацией и никогда не позволит себе наплести небылиц, пользуясь тем, что Нил не так знаком его читателю, как Волга.

Он писал книги о египтянах, иракцах, шведах, норвежцах, американцах, югославах. Талантливые, серьезные, честные книги. Самобытные книги, потому что в них всегда присутствовал уже знакомый нам умный, зоркий человек. Полезные книги — они расширяют наше знакомство с внешним миром, дружественным или враждебным, сложным, противоречивым. Надо ли доказывать, как важно нам знать и понимать другие народы и страны?!

Когда я читаю в книгах Г. И. Кублицкого о тех местах, где мне не довелось побывать, мне, честно говоря, завидно: как много видел этот человек! Какое несметное количество людей и судеб держит он в своей памяти и в своем сердце! Мне досадно и даже стыдно, что вот он мог, а я не мог. Досадно, разумеется, на себя. Меня тянет на «речной проспект» Енисея и в «скальный хаос» Саян, в другие отечественные края, чтобы обжить и исходить их, положить на карту собственной памяти и собственного сердца. И я благодарен человеку, который так вот разбередил мою душу. А разбередив, заставил еще крепче полюбить Родину.

Когда же я читаю у Кублицкого о Нью-Йорке, Багдаде, Каире, о тех заграницах, где мне, журналисту-международнику, пришлось пожить и поработать, я проверяю его описания своей памятью и радуюсь их точности. И снова я завидую его пытливости, пристальности взгляда, умению глубоко вникнуть во многое, хотя обычно его заграничные командировки не очень продолжительны. И редкому трудолюбию. За книгами Кублицкого всегда стоит большой упорный труд.

Случилось так, что я познакомился с Георгием Ивановичем не в Москве, а в Каире — больше десяти лет назад. Я был там постоянным корреспондентом «Известий», а он приехал месяца на два. Среди людей, пишущих о загранице, у постоянных корреспондентов наших газет есть свое преимущество — долгое сидение в другой стране. Что греха таить, порой это преимущество порождает некое самомнение. На заезжую пишущую братию мы, бывает, посматриваем свысока, как на непосвященных, что, впрочем, не мешает корреспондентам испытывать профессиональную робость перед писателями. В Каире Георгий Иванович сразу подкупил нас своей доброжелательностью, простотой, товарищеским расположением. Менторского тона и снисходительности старшего к младшим у него не было, а была, помнится, неподдельная заинтересованность в наших делах и успехах. Он охотно делился своими знаниями, не забывал расспрашивать и нас, И работал, работал — куда-то уезжал, исхаживал и изучал Каир.

Читать дальше