Георгий Кублицкий - Таймыр, Нью-Йорк, Африка... [Рассказы о странах, людях и путешествиях]

— Подожди, — ответили ему, — вот скоро начнем кочевать, пойдешь с нами.

Становище находилось почти на 71-й параллели, у границы лесотундры. Чтобы не пропадало зря время, взялись за походный бур. Он с трудом проникал в твердую, как камень, землю. Пробурили три сажени, потом пять сажен — по-прежнему неподатливая мерзлота.

— Когда же земля успела так промерзнуть? — удивлялся Ваганов.

— Быть может, за тысячи лет, — отвечал начальник экспедиции.

Ему вспомнились ученые споры. Леопольд фон Бух объявил решительно ненадежными и невероятными известия, будто существуют места, где на глубине нескольких футов от поверхности земля не оттаивает даже в летнее время. Немецкий естествоиспытатель не хотел верить рассказам каких-то сибирских казаков.

Да чтобы оттаял тот слой, который они только что пробурили, нужна жара Сахары! А как глубоко он простирается? Может, на десятки сажен!

Ожидая весеннюю перекочевку, Миддендорф в погожие дни разъезжал по тундре.

Однажды оленья упряжка вынесла его к берегу Хатангского залива. Он узнал эти места, описанные участниками Великой северной экспедиции.

А что чернеет у берега? Старая лодка. Очень старая, теперь таких не делают. Сохранилась не только обшивка, но даже смола и гвозди.

Долго простоял над ней путешественник.

То была лодка Харитона Лаптева, пролежавшая здесь сто два года.

Да, в XVIII веке Россия исследовала Север с достойным размахом и смелостью. Почти шестьсот моряков, врачей, ученых, геодезистов, рудознатцев проникли к ее полярным окраинам. На огромном побережье Северного Ледовитого океана, от Печоры до Колымы, они боролись со льдами, мерзли в дымных зимовьях, хоронили товарищей, погибших от цинги и лишений. И выполнили свой долг, обследовав и положив на карту самые недоступные места материка. Поистине Великая северная экспедиция!

Может, на этой лодке, брошенной на берегу залива, не раз ходили Харитон Лаптев и Семен Челюскин, чьи походные журналы Миддендорф знал почти наизусть.

Могучая Лена летом 1739 года вынесла их корабль в океан. От ленского устья они повернули на запад. С великими трудностями смог пробиться бот «Якутск» до мыса, где Лаптев записал в дневнике: «У сего мыса стоя, видели морских зверей, великих собою, подобных рыбе — шерсть маленькая, белая, яко снег, рыло черное. По-здешнему называют белуга». Лаптев описался: не «белуга», а «белуха».

К зиме «Якутск» вернулся вот сюда, в этот Хатангский залив. Зимовка была невыносимо тяжелой. Лаптев часто слышал от матросов «неистовые и нерегулярные слова».

На следующую осень «Якутск» раздавили льды. Вода заливала палубу, когда Лаптев и Челюскин сошли на лед последними. Это было за 75° северной широты. Надвигалась полярная зима, а над моряками вместо крыши было холодное небо, постелью служил влажный мох, пищей — кислые ягоды тундры да ржаные сухари.

И все же они через тундру пошли не к жилью, не к селениям, а к побережью, куда льды не пропустили корабль. Потеряв надежду пробиться, вернулись в Туруханск. А декабрьской темной порой, в пятидесятиградусные морозы, когда человек слышит шорох своего дыхания, железо становится хрупким и птица мерзнет на лету, Челюскин с тремя солдатами, оставив занемогшего Лаптева в Туруханске, снова отправился к северному краю материка. Он пересек весь Таймыр и через пять месяцев достиг мыса, за который не пробился «Якутск». Пошел дальше вдоль побережья, пересек 77-ю параллель. На всем материке не было тогда человека, который проник бы севернее его. И в мае 1742 года Семен Челюскин, железный штурман с деревянного корабля, достиг крайней северной точки Азии!

Лаптев и Челюскин положили на карту тонкую полоску берегов Таймыра. Они начали, другие продолжат. Но много ли сделают одиночки в просторе, перед необъятностью которого невольно испытываешь робость?

Прежде всего надо будет пройти к Таймырскому озеру. Кочевники-ненцы не любят те места, говорят, что камни там острее ножа, подошвы из лучшей кожи рвутся за один день, а оленям негде добывать корм. Но обследовать озеро нужно во что бы то ни стало…

Миддендорф вернулся на становище.

Кочевники ладили нарты, чинили упряжь; женщины костяными иглами шили из оленьей замши летнюю одежду: скоро в путь!

Терпеливый Ваганов с помощью Тита Лаптукова тем временем выспросил кочевников о предстоящем пути. Было похоже, что он подходит к реке Таймыре. По ней, наверное, можно спуститься к озеру. Хорошо бы запастись лодкой. Без промедления взялись за дело, и Миддендорф немало удивил казаков: глядите-ка, топором орудует не хуже мужика!

Перед походом начальник экспедиции собрал спутников:

— Мы начинаем дело, небезопасное для жизни. Заболевший останется один, где бы это ни случилось, и будет ждать, пока остальные вернутся к нему на обратном пути. Только так мы можем достигнуть цели.

Он уже ранее замечал, что Брандт и Фурман расположены скорее к спокойной оседлости, нежели к рискованным путешествиям.

— Мы обойдемся без лишнего риска, — продолжал Миддендорф. — Вам, Брандт, — вы у нас часто прихварываете — и вам, Михаэль, лучше остаться здесь для метеорологических наблюдений.

Брандт возразил: ради служения науке он готов идти на любые лишения и даже на смерть. Но его без труда убедили, что интересы науки требуют присутствия такого опытного человека именно здесь, на этом становище. А Фурман спокойно займется своими зверями и птицами.

Уплотненный ветрами снег был похож на застывшую морскую рябь. Далеко по тундре растянулся «аргиш» — олений караван. Девять саней заняла экспедиция: остов лодки, разные приборы, провиант и даже немного дров — кто знает, найдется ли возле озера топливо.

Над весенней тундрой постоянно боролись холодные и теплые воздушные течения. Когда исчезал синевато-серый туман, в необыкновенно прозрачном воздухе крохотный бугорок был виден чуть не за версту. Карликовые даурские лиственницы, самые морозостойкие деревья земного шара, казались лесными исполинами.

Как-то на привале Миддендорфа привлек холм, с которого можно было осмотреть местность. Это рядом, он успеет вернуться раньше, чем доварится похлебка. С ним пошел один из казаков. Лыжи легко скользили по насту. Через несколько минут оба были на холме.

Внезапно ветер принес густой туман. Миддендорф вовремя заметил направление на лагерь. Через минуту его уже скрыла белая завеса. Чтобы проверить себя, Миддендорф на ходу подносил к глазам подзорную трубу. Внезапно совсем близко мелькнула палатка и сани возле нее.

— Скорее, лагерь рядом!

Оба помчались туда что было сил, но палатка растаяла бесследно. Уж не проскочили ли они сгоряча мимо лагеря?

Повернули обратно. Лагеря не было.