Денис Терентьев - Молоко без коровы [Как устроена Россия]

Для инвестора это все чрезвычайно грустно. Это как для пылкого кавалера узнать, что избранница не читает книг и не моется, зато снималась в порно и не способна родить. Если на другой чаше весов только ее озорная улыбка и эффектное платье, то что в итоге перевесит? Тем не менее инвестиции – самое модное нынче слово в верхах.

В феврале 2019 г. президент Путин поручил правительству разработать меры по увеличению частных инвестиций в российские высокотехнологичные проекты. А премьер Медведев то и дело призывает инвесторов к активности, словно это школьники, которым лень идти на прогулку в дождь. Еще в 2012 г. Путин поставил задачу подняться в мировом рейтинге Doing Business (оценка условий ведения бизнеса) со 120-й позиции до 20-го места за 6 лет [25]. С задачей не справились: в 2018 г. Россия пребывала на 31-й позиции. Но рост все равно впечатляющий: получается, предпринимателю у нас комфортнее, чем во Франции, Швейцарии, Японии или Китае. Почему же тогда из России бегут капиталы? Почему доля государства в экономике превышает 70 %? Doing Business формируется из 10 показателей – от получения разрешений на строительство до обеспечения исполнения контрактов. Наверняка по каждому из них «двигал страну вперед» коллектив высокооплачиваемых волшебников.

Реальный инвестор, если и смотрит подобные рейтинги, то разве что в виде косвенной информации. «Секреты финансистов», всплывающие в различных интервью, удивительным образом похожи на 10 правил, сформулированных в мировом бестселлере Ручира Шармы «Взлеты и падения государств. Силы перемен в посткризисном мире». Шарма – топ-менеджер гиганта Morgan Stanley, ответственный за его инвестиционную политику более 20 лет. Не профессор какой-нибудь, получающий за советы гонорар независимо от результата.

Базовая вещь: обеспечить экономический рост в стране с уменьшающимся населением невозможно. Пока футурологи пугают нашествием роботов в промышленность, в реальности идет битва за трудовые ресурсы – в первую очередь, за мигрантов [26](не нужно путать гастарбайтеров с теми, кто под видом беженцев стремится на Запад, чтобы паразитировать на его социальной системе). Правительства делают все возможное, чтобы работали женщины и пожилые люди – желательно лет до 70.

Реформы удаются, лишь когда население поддерживает реформатора. Выше всего шансы страны, которая восстанавливается после кризиса при «свежем» лидере, который скорее харизматик из народа, чем трижды ученый, но непонятный технократ. В России ситуация уникальная: лидер у власти около 20 лет, но он же – единственный в стране политик с высоким рейтингом. Как выразился драматург Артур Миллер, эпоха подходит к концу, когда исчерпались основные иллюзии. А россияне еще клюют на иллюзорные выгоды, связанные с величием державы в мире.

По числу миллиардеров Россия занимает третье место в мире, и они контролируют 16 % ВВП – это очень много [26]. Для определения неравенства в мире существует коэффициент Джини – чем выше число от нуля до единицы, тем шире пропасть между богатыми и бедными. Но для инвестора коэффициент Джини – пустой звук. Его куда больше волнует, на чем сделаны крупнейшие состояния в конкретной стране.

Если в отраслях, ориентированных на извлечение ренты (нефть, газ, лес, строительство), то все плохо. Значит, в стране неважно со свободной конкуренцией, с удобной для инноваций средой, а богатеют за счет политических связей, позволяющих получать госзаказ и делянки для добычи сырья. А «хорошие миллиардеры» – это Билл Гейтс или Марк Цукерберг, сумевшие на полную монетизировать свои находки. «Русского Цукерберга» зовут Павел Дуров, и как сложилась судьба его инноваций в России, хорошо известно.

Почему происхождение богатства так важно? Попробуйте представить невозможное – в России сменилась власть. Вернулась атмосфера гласности, и страна с гневом узнала, что все ее ресурсы принадлежат семьям каких-то мутных дзюдоистов и хоккеистов, которые голосовали за идиотские законы и рыскали близ трона. Естественное желание народа – все переделить. На коне окажутся политические силы с дорожными картами дележа. Для экономики и инвестиций такой климат – хуже некуда. Как пишет Шарма, «если в хорошие времена направить все усилия на перераспределение богатства, то это может замедлить рост и сделать всех беднее». Это еще мягко сказано: после избрания президентом Зимбабве чернокожего Роберта Мугабе из страны стали выгонять всех белых. Очень быстро безработными оказались 90 % населения, а одно куриное яйцо стоило 35 млрд зимбабвийских долларов.

Инвесторы ловят знаки перемен. Например, в насквозь коррумпированной Мексике аукцион по продаже прав на шельфовые нефтяные месторождения транслировался по национальному телевидению в прямом эфире. И это добрый сигнал о том, что власть, по крайней мере, не пытается создавать барьеры. А если крупнейшие мегапроекты строят подрядчики, выбранные без конкурса, как трассу «Таврида» в Крыму или Керченский мост? Что услышат инвесторы?

Для них основной принцип – непостоянство. А прогнозы дальше 5 лет бессмысленны. Россия же много лет живет «стратегиями развития» на 15–20 лет вперед, ни одна из которых ни разу не была исполнена. Грамотный финансист четко знает, что ни одной стране, развивающей промышленность, пока не удалось перескочить этап массового строительства заводов для изготовления простых товаров вроде кроссовок или пуховиков. Как он должен относиться к планам державы, импортирующей православные иконы из Китая, запузырить 2 трлн рублей в «высокотехнологичные стартапы»? Не это ли самое профессор Грэхэм называл «молоком без коровы»?

По поводу вмешательства государства в экономику Ручир Шарма пишет следующее: «Я сначала смотрю, какую долю ВВП составляют государственные расходы, чтобы выявить, есть ли серьезное отклонение от нормы, и выясняю, идут ли они на производительное инвестирование или подачки. Потом проверяю, использует ли правительство государственные компании и банки в качестве инструментов для искусственной накачки роста и сдерживания инфляции, а также – поощряет ли оно частные компании или душит». И если вы сейчас готовы самостоятельно «прокачать» Россию по рецептам Шармы, значит, я написал эту книгу не зря.

Когда я публиковал в газетах свои наблюдения за Россией, мне часто возражали, что все это неолиберальная чепуха – красивая, но не работающая в нашей стране. Далеко не все критики вспоминали об «особом пути», но наиболее продвинутые ссылались на климатический или географический детерминизм. Дескать, размеры нашей территории и суровый климат не оставляют выбора – только централизованное государство, которое, как настоящий друг у Высоцкого, кряхтит, но не дает грузу проблем утащить нас в пропасть. А что касается открытости и международного сотрудничества, то мы упустили свой шанс занять козырное место высокотехнологичной державы. И теперь остается лишь, наоборот, закрыться, чтобы не дать конкуренции с немцами и китайцами уничтожить наши уцелевшие чудо-заводы.