Русская жизнь-цитаты - Русская жизнь-цитаты-декабрь 2019

Большой террор был тем, что

сейчас называют моральной паникой. Сталин, его окружение и большинство моих героев исходили из того, что грядет страшная, может быть, последняя война. А вот после убийства Кирова усилилось ощущение, что ряды нечисты, — страх рос, как снежный ком, и каждая волна арестов влекла за собой новую. Но большевики всегда думали о своем государстве как об осажденной крепости, большевики в Доме на набережной думали о своем доме как об осажденной крепости, каждый большевик в свой квартире в окружении своих чад и домочадцев жил в осажденной крепости. А в осажденных крепостях очень важно, чтобы было единство перед последним сражением. В 1937–1938 годах Советский Союз действительно был осажденной крепостью. И это сочетание некоторой реальности с большевистской презумпцией и более-менее случайным убийством Кирова начало процесс, который привел к тому, к чему привел, — что было неожиданно для большинства участников.

есть самоуверенная Россия, применившая военную

силу против соседа, Украины, – заявил генсек НАТО Йенс Столтенберг. – Мы не делим мир на врагов и друзей'. Россия, конечно, не враг. Она просто убила тысячи людей за пределами своих границ, захватила иностранные территории, вмешалась в западные выборы, произвела несколько масштабных кибератак на ключевую инфраструктуру, ведет агрессивную пропаганду, экспортирует коррупцию, открыто применяет военные яды в в Солсбери и убивает людей посреди белого дня в Берлине.

Почти все фигуранты московского дела,

у которых была медийная поддержка, за которых выходили на одиночные пикеты, писались письма, видеообращения, которых приходили поддержать на заседания, получили условные сроки. А те, о ком писали и говорили меньше, проведут годы за решёткой. Такое русское лото, если вам повезло понравиться публике - у вас есть шанс не получить заключение. Причём абсолютно не играет роли то, что вы не сделали ничего противозаконного. А где же суд, спросите вы? А нет никакого суда

Власть относится к народу, как

к террористам, с которыми переговоры не ведут. А потому для нее вопрос принципа - додавить сопротивление. Но у давления есть пределы - даже силовые методы перестают работать, поморцы встали против свалки практически насмерть. Повышать градус противостояния можно только одним способом - вводить войска, а у такого решения могут быть побочные эффекты, которые уже невозможно просчитать.

конфликт на Донбассе стал «гражданской войной» для русских националистов

конфликт на Донбассе стал «гражданской войной» для русских националистов. Многие отправились воевать на стороне самопровозглашенных ДНР и ЛНР, но немало оказалось и тех, кто с оружием в руках защищал украинскую революцию против агрессии Кремля.С 2015 года начинается кризис «русского марша», обусловленный «украинским расколом» и не преодоленный до сих пор. Тогда же государство обрушивает репрессии на ультраправых, не поддержавших его в антиукраинских военно-политических авантюрах. Демушкин и Белов-Поткин попали на несколько лет за решетку, а ряд других националистических лидеров, опасаясь арестов, вынуждены были уехать в эмиграцию.Поддержавшая Кремль часть правого сообщества не извлекла для себя никаких выгод из сотрудничества с государством. По данным источников «МБХ медиа», представители властей обещали некоторым правым партиям регистрацию в Минюсте — но никто никакой регистрации не получил. Все влиятельные полевые командиры-националисты были или уничтожены руками российского государства, или выдавлены с территории Донбасса.Если в 2014—2015 годах Кремль шел на неслыханную уступку, позволяя лояльным националистам бесконтрольно пересекать государственную границу с Украиной и брать в руки оружие, то в дальнейшем попытки оставлять оружие себе и тем более перевозить его на территорию РФ начали жестко пресекаться. Позволившие вовлечь себя в украинскую авантюру ультраправые политики по итогам войны оказались одураченными. Растеряв поддержку многих своих сторонников, ничего не получив от государства за услуги, они проводят малочисленные митинги возле своего разбитого корыта и продолжают маргинализироваться. Но даже малочисленность митингов — не самое страшное. Показательна судьба военно-политической группировки «ЕНОТ.корп»: ее члены активничали и в Крыму, и на Донбассе, но затем, преданные кураторами из спецслужб, оказались в российских тюрьмах.

Репрессии становятся более технологичными и

эффективными. Процессы остаются сфабрикованными и показательными, но они – чем дальше, тем больше – учитывают особенности каждой ситуации. Эта кастомизация репрессий просто бросалась в глаза в минувшую пятницу.Если бы Егор Жуков, блестящий студент ведущего московского вуза, популярный видеоблогер, сын высокопоставленного чиновника космической отрасли и космонавта-испытателя (отец Егора, Сергей Жуков, готовился к полетам, но на орбите так и не побывал), получил бы реальный срок, то это вызвало бы массу громких последствий. Жуков выделялся на фоне других подсудимых по «московскому делу», его выступления привлекали внимание, его заключение только добавило бы интереса к нему.В итоге суд признал Егора Жукова виновным в «призывах к экстремизму», но наказание назначил условное. Суд также применил сравнительно новый в российской практике тип репрессии – «лишение права заниматься деятельностью по администрированию сайтов с использованием сети Интернет». Это тоже пример модернизации. Суд объяснил, что запрет касается ведения собственного блога и не распространяется на пользование социальными медиа и публикации в сми. Менее публичный Новиков получил штраф, а еще менее публичный Чирцов получил год реального срока. Мартинцов и Лесных тоже получили настоящие, «не модернизированные» сроки в колонии.Эти решения не связаны с деяниями, это не «наказания». Это управление публичными последствиями репрессий. Госдума продолжает издавать документы, условно называемые «законами», которые позволяют толковать их расширительно и обвинять на их основании любого случайно выбранного из толпы человека в чем угодно. Процессы таким образом остаются сфабрикованными и показательными, но современность требует применять этот инструмент максимально точечно и с оглядкой на последствия. В саму репрессию таким образом включается механизм управления реакцией общественности на эту репрессию. Так мы узнаем, что живем в информационную эпоху – как Сергей Брин и Илон Маск. То обстоятельство, что государство вообще идет на осовременивание и кастомизацию репрессий косвенно подтверждает, что общественное мнение на стороне протестующих. Можно даже сказать, что в отсутствие иных изменений такие изменения – хорошая вещь. Русская история идет от процесса к процессу и различий между ними действительно становится все больше. Впрочем, ключевые сходства до сих пор сохраняются.