Виталий Третьяков - Владимир Путин. 20 лет у власти

Я практически исключаю возможность того, чтобы Путин, сколько бы ни намекали на это его присные, дал добро на изменение Конституции и удлинение сроков действия президентского мандата как «точечную» корректировку Основного закона — даже через референдум. Ибо выглядеть это будет вызывающе антидемократично. И не только выглядеть. Масштабная же конституционная реформа, в рамках которой увеличение сроков президентской легислатуры пройдет в пакете, — дело сложное и неочевидно полезное. Все-таки опасно слишком скоро от даты принятия менять, даже в лучшую сторону, Конституцию. Текст лучше нынешнего получить можно, но стабильность в стране может непредсказуемо, в том числе и для инициаторов процесса, поколебаться.

Что будет «после Ельцина», волновало всех, а что будет делать «после» сам Ельцин — очень немногих. В случае с Путиным ситуация, в силу его возраста, иная. Что будет делать Путин «после» — значимый вопрос, причем значимый уже для сегодняшней политической жизни. Его не обсуждают публично, но это не значит, что кто-то о нем не думает.

Кроме того, вопрос этот актуализируется буквально с каждым месяцем. Через полтора года об этом будут говорить на каждом политическом углу, но тот, кто задумается на сей счет раньше других, сможет правильно построить свою долгосрочную стратегию. Что, впрочем, экзотическая штука в нашей политике.

Я начал разговор о юбиляре, если отбросить вступительные главы этой статьи, «с конца», с того, чем обычно портреты политических деятелей заканчивают, — с будущего Путина, не ради оригинальности только. Одно дело, когда политик, достигший вершины власти, видит в этом финал своей карьеры, уходящий либо в старость, либо в смерть, а другое дело, когда это всего лишь рубеж.

Путину в Кремле сегодня нужен успех. Не только потому, что, как всякий homo faber, он хочет делать свое дело лучше других (особенно лучше двух предшественников), но и потому, что его собственное будущее отнюдь не ограничивается достигнутым. Фактически его будущее — всё за рубежами 2008 года. И этого будущего очень и очень много.

Как Путин идет к своему будущему? Ждет ли его искомый успех?

Собственно, именно об этом есть смысл говорить в связи с пятидесятилетием человека, занимающего президентский пост в России. Иначе, в зависимости от отношения к юбиляру, лучше ограничиться прочувствованной поздравительной телеграммой или суровым молчанием.

Категорическим императивом всей внутренней и внешней политики Путина, безусловно, является возрождение величия России как максимально значимого и активного субъекта мировой политики.

Производимые Путиным тактические маневры, включающие вынужденное (с его точки зрения) отступление по тем или иным направлениям (в Центральной Азии, например), не должны заслонять эту стратегическую цель путинской политики.

Поскольку на пути достижения этой цели стоит такая немалая проблема, как сохранение целостности и самостоятельности России вообще, Путин готов жертвовать менее значимыми ценностями, если даже в глазах других эти ценности абсолютны.

Сначала Путина интересует, сохранится ли Россия и будет ли она самостоятельной и влиятельной, а лишь затем — какой политический режим будет в ней существовать.

Конечно, Путин предпочитает демократию авторитаризму, но только в тех случаях, когда демократия более эффективна как средство возрождения России. Точно такое же отношение у него и к рынку.

Знаменитая фраза Путина, сказанная им в связи с решением возвратить официальный статус мелодии советского гимна, «возможно, мы с народом ошибаемся», означает, что Путин считает всю историю России, включая и советский период, единой и не подлежащей третированию с позиций сегодняшнего дня. Вобщем-то это называется патриотизмом.

Эта же фраза, сказанная по конкретному поводу, означает также, что Путин не считает народ главным и единственным делателем истории. Более того, считая народ скорее пассивным (в отличие от элит), чем активным субъектом исторического процесса — иначе он не дал бы уничтожить Советский Союз, — Путин относится к народу с почтением. Почтением деятельного сына к промотавшему свое состояние отцу.

Если малая часть народа имеет и много хлеба, и новомодные зрелища, если какая-то часть народа (столичная интеллигенция) имеет мало хлеба, но много заменяющей ей все остальное зрелищ, то Путин — из того самого почтения — хочет дать большей части народа, не имеющей или почти не имеющей хлеба, хотя бы зрелище. То зрелище, которое эта часть народа жаждет.

Почтение к народу смешивается у Путина не с презрением (как у «новых русских», вечно старой и вечно новой бюрократии и вечно молодящейся столичной интеллигенции), а с… пожалуй, с жалостью и недоверием. Промотавший свое состояние отец, несмотря на прошлую мощь и грозность, становится похож на великовозрастного ребенка, состарившегося недоросля. Отсюда — путинский патернализм.

Качество, соглашусь, не вполне демократическое. Но об отношении Путина к демократии — речь впереди.

Путин есть либеральный консерватор. Что в реалиях России означает: быть либеральнее народа и консервативнее либеральной элиты. В жизни это называется: сидеть на двух стульях. В политике — прагматизм.

То есть ты не сидишь одновременно и там, и там, а вынужден в зависимости от обстоятельств все время перескакивать со стула на стул.

Конкретная история России (история XX века в особенности) заставляет Путина быть вождем (еще одна не слишком демократическая черта). Мундир вождя по-прежнему висит в главном кремлевском кабинете, и каждый вновь в него входящий глава Российского государства имеет соблазн этот мундир время от времени надевать.

Зачем нужен вождь России? А затем, зачем он был нужен на протяжении всего XX века.

Во-первых, чтобы ставить конкретные цели нашей самой православной, самой утопичной, самой романтичной, самой маниловской стране мира. Стране, где перекур любят больше работы — не потому, что работа трудна, а потому, что во время перекура интереснее, потому что обсуждение прожектов привлекательнее, чем изготовление деталей.

Грубо говоря, вождь нужен России там, где не работает (по какой-то причине) рынок или нет смысла существования.

Но это далеко не все.

Во-вторых, вождь нужен России для того, чтобы умерять аппетиты российской бюрократии, вечно обкрадывающей свой народ.

Наконец, в новых условиях мундир вождя понадобился и для того, чтобы ограничивать эгоизм отечественной бизнес-элиты, которая из двух основных классов российского общества — народа и бюрократии — предпочла заключить «общественный договор» с бюрократией.