Виталий Третьяков - Владимир Путин. 20 лет у власти

В деструктивной части действия Путина по этим двум направлениям были эффективны. В конструктивной — весьма неоднозначны, а порой и откровенно слабы. Наиболее яркий пример — новая конструкция Совета Федерации. Но деструктивная цель, как во всякой войне, доминировала (и справедливо) над конструктивной.

Далее наступила очередь КПРФ. Ее ослабили в два приема. Сначала за счет объединения «Единства» и ОВР с сателлитами в предыдущей Думе, а затем — в ходе предвыборной кампании в Думу нынешнюю.

Довольно спорный вопрос, нужно ли было тратить столько усилий для разгрома КПРФ, но, видимо, логика была простая. Создать реальную и мощную провластную некоммунистическую партию просто невозможно. Поэтому нужно, создав хотя бы фантом такой партии, расчленить электорат коммунистов. Так возникли «Единая Россия» (первая часть задачи) и блок «Родина» (вторая часть).

Что же касается оргпреступности, то, естественно, этот полностью нелегально действующий субъект российской политики ни в один, ни в два, ни даже в пять приемов не уничтожить. Здесь, соответственно, и успехов меньше всего. Да и борьба серьезная, по сути, не начиналась.

На кого мог положиться Путин в этой борьбе одновременно на четырех фронтах с учетом коллаборационизма самой центральной власти? На тех, кто достался в наследство от Ельцина, — лишь в борьбе с КПРФ. Во всем же остальном — только на своих людей, на лично преданных, пусть менее опытных, чем старожилы кремлевской политики ельцинского периода.

По этой причине и потянулись в Москву питерские юристы, питерские чекисты, питерские экономисты. И еще генералы чеченской войны, ибо чеченская кампания — это, по сути, место рождения Путина как публичного политика, и его главный до сих пор политический успех, и полигон, на котором была испытана система методов его политических действий.

А система эта такова. Громко и публично обозначить зло, с которым президент собирается бороться, или цель, которую он хочет достигнуть. Далее — публичное же обозначение тех, кто препятствует искоренению зла или достижению цели. Далее — сообщение о бескомпромиссности борьбы («будем мочить в сортире»). Затем, естественно, «мочение» тех, кто не сложил оружие. Капитулировавшим — более или менее приемлемые условия сдачи.

На войне все спрямленнее. В мирной политике приходится и отступать, и лавировать, и выжидать момент, когда созреют условия для решающего удара. Эти политические маневры президента мы видели на протяжении всего первого четырехлетия его пребывания в Кремле.

Вспомним, что еще совсем недавно Путин, уже давно окруженный всеми своими питерскими силовиками, юристами и даже экономистами, имеющий право отправить премьер-министра в отставку фактически одним росчерком пера, в ответ на свое требование радикальной реформы правительства получил публичный ответ Михаила Касьянова: радикальной реформы не будет — будет тонкая настройка.

Несмотря на свой пресловутый высокий рейтинг, практически не менявшийся все четыре года, лишь к самому концу своего первого срока правления, консолидировав под своей президентской дланью губернаторов, посадив в СИЗО самого богатого человека страны и разгромив коммунистов, Путин смог продемонстрировать, что отныне только он начальник в России. И ответить, наконец, на реплику Михаила Касьянова о «тонкой настройке» — отправить премьер-министра, фактически поставленного на этот пост Ельциным, в отставку.

Фиксируемый всеми социологическими опросами высокий уровень доверия населения страны Владимиру Путину складывается из позитивного отношения к делам и словам президента.

При этом неизбежно подсознательное сравнение дел и слов нынешнего президента, с одной стороны, с опытом предшествующего правителя, чьи дела и слова еще живы в памяти людей, а с другой стороны — с неким идеалом, с желанным образом президента — главного начальника России.

Понятно, что политика Бориса Ельцина являет для абсолютного большинства граждан страны такой фон, на котором Владимир Путин выглядит весьма и весьма позитивно.

В качестве же идеального образца, к которому общественное сознание примеряет действующего президента, всегда выступают не умозрительные политические конструкции, на которые ориентируются политологи и иные крайне рационально мыслящие особы, а конкретные исторические фигуры. Точнее, их мифологизированные, но все-таки опирающиеся на реальность образы. Даже не заглядывая в архивы соответствующих социологических опросов, я с уверенностью могу сказать, что это Петр I (Великий), Екатерина II (Великая же) и Иосиф Сталин.

Что объединяет эти три весьма противоречивые и неоднозначные, в том числе и по плодам их деятельности, фигуры — западника Петра, космополитку Екатерину и славянофила Сталина?

Победоносность, всевластие, длительность правления и рост могущества и территорий России за годы этого правления. Не случайно, что определение «Великий» фактически официально закрепилось за двумя из них, да и Иосиф Сталин, безусловно, получил бы такое поименование, если бы это было возможно в XX веке в светском и немонархическом государстве.

Таким образом, Владимиру Путину, если бы он сознательно стремился иметь тот высокий рейтинг доверия, который у него сложился сначала почти стихийно, нужно было бы ориентироваться на эти образцы. Что, впрочем, с какого-то момента и стало практической задачей кремлевской администрации.

Нужно было демонстрировать всевластие, в первую очередь проявляющееся в покорении не столько народа, сколько многочисленных начальников, считающихся в России вполне серьезно едва ли не большим злом, чем даже вполне мифологическое ныне «татаро-монгольское иго» или еще реально памятная многим «немецкая оккупация».

Победоносность лучше всего, естественно, проявляется в военных победах, но в наше время еще и в международном авторитете лидера. Ну и в победах при одолении самых острых проблем, терзающих общество и страну.

Рост могущества и территорий, а равно длительность правления как критерии успешности правителя в пояснениях не нуждаются. Вопрос состоит в том, что в сегодняшней политической реальности России соответствует этим критериям.

Надо думать, что рост могущества — это экономические успехи и укрепление военной безопасности. Территориальный рост пока невозможен, но, по крайней мере, нужно было приостановить распад страны, шедший при двух предыдущих президентах — Горбачеве и Ельцине.

Аналог длительности правления в условиях демократических норм ограничения срока пребывания у власти — это сожаление общества об уходе данного президента даже и в законный срок, вполне искренние просьбы об отказе от конституционной догматики ради сохранения в Кремле того, чье правление обществу нравится.