Юрий Сторчак - Русский феномен

«Нам нет преград, ни в море, ни на суше…»

«Пройдут годы, пройдут десятилетия, и человечество, пришедшее к коммунизму во всех странах мира, с благодарностью вспомнит советских людей, которые впервые, не боясь трудностей, смотря далеко вперед, вступили в великую мирную битву с природой, чтобы стать ее господами, чтобы показать человечеству путь к овладению ее силами, к ее преобразованию».

Официальная пропаганда, культура и искусство, прежде всего литература и кино, создавали пафосные произведения, в которых воспевались романтика труда и созидания, дух героизма и творчества народа, его коллективные усилия в социалистическом преобразовании мира на пути построения коммунизма.

Со временем идеологическим подтверждением успехов социалистического строительства стала «счастливая, зажиточная жизнь» простых советских людей. В первые годы после революции искусство и СМИ создавали образ идеального советского государства будущего. С 1930-х годов достижения Советского Союза в повседневной жизни преподносились его народу как данность.

«Жить стало лучше, жить стало веселее».

По историческим причинам идеология СССР декларировала себя наукой. Ядро советской идеологии составляли диалектический и исторический материализм, учение о коммунистическом обществе, или «научный коммунизм».

По причинам идеологического и неидеологического характера марксистская философия не стала наукой о познании мира и мышлении. Это, однако, не умаляет роль, какую она сыграла в советском обществе, возглавляя колоссальную, невиданную до этого в истории просветительскую работу. Это сделало достоянием широких слоев населения достижения науки прошлого и настоящего. Отдельные случаи, когда советская философия играла консервативную роль (отношение к теории относительности, генетике, кибернетике и др.), не заслонили собою все остальное.

В сфере общественных явлений советская идеология была фактически монополистом. У нее были основания считаться дающей подлинно научное понимание общества. Все то, что делалось вне марксизма в отношении понимания общества с точки зрения уровня и широты понимания, не превосходило сделанного в марксизме.

В основных чертах идеологический механизм советского общества сложился еще в довоенные годы. Своего высшего состояния он достиг в послевоенные годы, в особенности после смерти Иосифа Виссарионовича Сталина. Задача идеологического механизма включала: сохранение идеологического учения в канонизированном виде; охрану его от ересей, расколов, ревизий, чуждых влияний; содержание учения в состоянии актуальности; осуществление истолкования всего происходящего в мире в духе идеологического учения и в его интересах; тотальный идеологический контроль за всей «духовной» сферой жизни общества; идеологическую обработку населения; создание в обществе требующегося идеологического состояния; пресечение отклонения от идеологических норм.

Основной феномен советской пропаганды состоял в ее принципиальной важности для Страны Советов. Свое прошлое, настоящее и будущее государства создают, придавая одним событиям и людям статус символов, а других, стараясь, стереть из коллективной и индивидуальной памяти. Избирательность истории позволяет ей служить фундаментом различных вариантов настоящего.

В СССР пропаганда была таким же значимым ключевым компонентом к построению государства, как военные или спецслужбы. Первые удерживали деление на «свое» и «чужое» в физическом пространстве, вторые — частично в информационном, например, борясь с распространением слухов и анекдотов, несших альтернативные интерпретации действительности, а пропаганда — в виртуальном. Ее влияние было более заметным, поскольку она «глушит» альтернативные модели мира.

Советская система своими пропагандистски-символическими инструментами контролировала: физическое, информационное и виртуальное пространство. Непонятно, как Иосиф Сталин единолично мог вникать во многие вещи, от чтения сценариев фильмов до книг писателей, которые выдвигались на премии.

Физическое пространство контролировалось статической символизацией: переименованием улиц и площадей; появлением памятников; динамической символизацией — парады, демонстрации, возложение цветов, принятие в пионеры в символических местах. Это политическая география разрослась после Великой Отечественной войны 1941–1945 годов, в результате которых появились города-герои со своими собственными символическими историями.

Информационное пространство контролировалось самоцензурой и формальной цензурой учреждения, называвшегося Главлитом. Мощная система пропаганды реализовалась в миллионных тиражах газет для общего читателя и отдельных профессий.

В виртуальном пространстве гуманитарные институты Академии наук, Министерство образования формировали потоки знаний, несшие нужные интерпретации действительности. Виртуальные продукты деятелей культуры создавались в рамках существовавшей идеологической системы. Эти произведения часто имели и высокий уровень художественной культуры.

Охватывающий все три пространства всеобъемлющий характер пропаганды позволял называть ее тотальной, а государство — тоталитарным. Пропаганда была одним из важных механизмов существования государства. Поскольку в этой сфере было занято множество людей, она была его производительной силой и зарабатывала деньги, в частности, это касается партийных издательств.

Систему пропаганды характеризуют четкие причины всего. Для Германии это была несправедливость результатов Первой мировой войны и слабость Веймарской Республики, то есть причина лежала в прошлом. СССР нашел свою причину в будущем: возможную войну, которую могут развязать западные державы (позднее враг персонализировался на американских империалистов). Этот базис начинает объяснять все: внешний враг порождает работающих на него внутренних врагов, что ведет к ожесточению порядка внутри страны. В результате резко возрастает системность выстроенной системы, что позволяет обосновывать любые нужные ей действия.

«Любая “теория заговора” трактует действия, наблюдаемые на “политической сцене” как странные, непонятные или даже очевидно двусмысленные, чреватые какой-нибудь бытовой эсхатологией. Объяснением этой “непрозрачности” и потенциальной опасности, демонстрация которых составляет непременную особенность любой “теории заговора”, обычно служит зависимость публичных субъектов власти от других акторов, действующих исключительно в частной сфере и оттого находящихся вне поля зрения аудитории. Данное обстоятельство (по большей части оно так и остается гипотезой) позволяет считать, что публичные субъекты власти — это чьи-то “марионетки”, тогда как ситуацию в целом вполне можно рассматривать как нелегитимный и тайный отъем власти, т. е. заговор, уже состоявшийся или осуществляемый в настоящее время».