Вагиф Гусейнов - От Ельцина к…? Война компроматов

19 октября 1999 года в рамках встречи руководителей правоохранительных органов стран «большой восьмерки» в Москве премьер-министр В. Путин встретился с министром юстиции США Дж. Рино и пообещал, что в ближайшие две-три недели согласительная комиссия Думы и президента все-таки доработает многострадальный закон «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных незаконным путем». Почему многострадальный? Потому что он неоднократно, последний раз летом 1999 года, отклонялся президентом как якобы не соответствующий заложенным в Конституции правам и свободам граждан. Рупор предпринимательских кругов и конкретно Б. Березовского газета «Коммерсантъ» дала более четкое толкование причин нежелания Кремля принимать этот закон: в свое время он был инициирован известным левым деятелем, бывшим прокурорским работником, председателем Комитета Госдумы по безопасности В. Илюхиным, который «хочет установить в стране полицейский режим», поставить под контроль проверяющих органов любую операцию стоимостью более 2 тысяч минимальных зарплат с перспективой «утечки информации в криминальные структуры». «В общем, надежнее и, главное, безопаснее перевести деньги все в тот же «Бэнк оф Нью-Йорк», — делает вывод «Коммерсантъ» [16] Коммерсантъ. — 1999. — 20 окт. .

Лишь месяц спустя после известного заявления президента «Бэнк оф Нью-Йорк» Т. Рени в стенах конгресса США о наличии у Л. Дьяченко счета на Каймановых островах группа компаний «Белка» выступила с опровержением «недавних публикаций в прессе» (а почему не заявления Т. Рени, спрашивали обозреватели). О счетах в опровержении и пояснениях к нему адвоката «Белки» А. Дреля ни слова. Указывалось лишь, что «нашим сотрудником действительно является зять президента России Л. Дьяченко», что он «никогда не возглавлял входящую в состав группы фирму «Фазт соаст петголеум», что общий оборот «Белки» составляет более 100 миллионов долларов в год, что «Белка» «не имела дела ни с какими государственными учреждениями» [17] Ведомости. — 1999. — 21 окт. .

По состоянию на декабрь 1999 года скандал с «Бэнк оф Нью-Йорк» продолжал развиваться и еще не достиг своего пика. Следственные действия проводились преимущественно на Западе. Появились первые обвиняемые. Сотрудничество российской стороны с зарубежными правоохранительными органами, судя по всему, носило пока декларативный характер в духе «протокола о намерениях». Характер заявлений некоторых государственных служащих, которые высказывались по поводу утверждений о наличии у них за рубежом денег (а подавляющее большинство предпочло попросту отмолчаться), не давало четкого ответа на вопрос, есть ли у них личные счета. Между тем, по мнению специалистов, конкретики в вышеприведенных заявлениях американских официальных лиц и публикациях прессы достаточно для их проверки и правовой оценки. Именно этого, а не признания вины конкретных лиц до разбирательства и решения суда требовало общественное мнение России.

В свете обрушившихся на головы бедных обывателей сногсшибательных сведений о коррупции в верхних эшелонах власти, по-новому воспринимался и затяжной конфликт с отстранением от должности Генерального прокурора Ю. Скуратова. Все чаще задавался вопрос: его «дело» — элемент политической борьбы или столкновение беззакония с законностью?

Правы, наверное, те, кто говорил о наличии в данном случае и того, и другого факторов. Аргументов в пользу того, что Ю. Скуратов был отстранен от должности, чтобы затормозить расследования фактов коррупции в высших эшелонах российской власти, несомненно, было больше, чем доводов о стремлении Кремля иметь на посту Генпрокурора кристально честного человека. Если не исходить из нигилизма, отчетливо выраженные позиции судов (Хамовнического окружного суда и Мосгорсуда), Совета Федерации, трижды (!) в 1999 году отклонявшего требования президента о снятии Ю. Скуратова с должности, мнение общественности свидетельствовало о том, что любым обоснованным подозрениям о противозаконной деятельности высокопоставленных должностных лиц необходимо давать правовую оценку.

Если суммировать реакцию на Западе на скандал вокруг неутверждения Советом Федерации отставки Ю. Скуратова, то следует в первую очередь выделить следующие суждения и оценки.

Смакование обстоятельств появления компрометирующих Генерального прокурора России материалов характерно, прежде всего, для зарубежной бульварной прессы, которая подхватывала попытки перевода проблемы именно в эту плоскость в ряде отечественных СМИ.

Серьезные же западные наблюдатели отмечали в первую очередь бурное развитие в этой связи поистине глубоких процессов в политической жизни России с далеко идущими последствиями. Прежде всего, отмечалось изменение баланса сил не в пользу президента, растущая нестабильность обстановки и малая практическая значимость разрабатываемого соглашения о политическом согласии.

Корни углублявшегося кризиса власти, в котором «дело Ю. Скуратова» стало лишь одним из наиболее звучных и скандальных эпизодов, по общему мнению, были гораздо глубже. Речь шла о раздиравших политический истеблишмент противоречиях, невозможности принятия и реализации взаимоустраивающих элитные круги решений, неуправляемости страны, параличе государственности.

Характерно, что, несмотря на констатацию выгодности такого положения для левой оппозиции, комментариев в поддержку позиции Б. Ельцина как гаранта Конституции на Западе практически не было. Настроения общественного мнения на Западе, которое ради «недопущения коммунистического реванша» готово были прощать Кремлю все, даже незаконность действий с мудреными оправданиями их незаконности, но «легитимности», изменились. Политиков и население за рубежом больше тревожила непредсказуемость дальнейшего развития обстановки в России и вероятность экономического коллапса и социальных потрясений.

Несогласие Совета Федерации с решением Б. Ельцина об отставке Генерального прокурора рассматривалось как серьезное поражение президента не по данному факту, а в целом. Происходила консолидация антиельцинских сил, строго говоря, не имевшая идеологической или партийно-политической подоплеки. По сути, признавалось наступление завершающей фазы президентского правления с безграничными полномочиями. Б. Ельцин за последние полтора года, после затеянной правительственной чехарды и ставшей для всех очевидной потерей трудоспособности превратился в номинального главу государства, для которого было затруднительно осуществлять даже церемониальные функции.

Кремлевские чиновники судорожно искали выход из положения, чтобы как-то поправить пошатнувшееся реноме президента, рассматривая тяжбу с Советом Федерации не просто как его неудачу (они бывали и ранее, как, например, с многократным неутверждением кандидатуры А. Ильюшенко на пост Генерального прокурора), а как оскорбительный вызов.