Вагиф Гусейнов - От Ельцина к…? Война компроматов

Хроника борьбы с террористами стала основной темой всех без исключения СМИ. Эта видимая часть событий вряд ли нуждалась в подробных комментариях. Более того, зачастую создавалось впечатление, что иные СМИ намеренно перегружали читателя и зрителя «техническими подробностями» и деталями, чтобы не сказать о главных «глобальных» последствиях террористической войны для политики России.

Между тем эти последствия и их нелицеприятный анализ имели много неприятных аспектов для ряда российских элитных группировок.

В качестве примера таких негативных последствий можно назвать почти повсеместно распространившееся в Москве мнение о том, что «соавтором» взрывов был Кремль. Эту массовую убежденность, к сожалению, не исследовали социологи, но на чисто бытовом уровне об этом говорили «почти все».

Подобное мнение возникло спонтанно, практически в самом начале недели и только потом было озвучено 16 сентября в «Московском комсомольце», который, при всех своих недостатках, очень тонко реагирует на «потенциальный запрос» своего массового читателя.

В версии «МК» это предположение содержало массу противоречивых моментов и выглядело не вполне логично. Но в данном случае речь идет не об обоснованности версии, а о массовых настроениях и оценках, пусть даже и нелогичных.

Одновременно резко возрос рейтинг премьера В. Путина и симпатия к нему как у населения, так и у части элиты. Интересно отметить, что В. Путин собственно ничего особенного не предпринимал и не говорил. Многие наблюдатели отмечали достаточную тривиальность его речи в Думе во вторник 14 сентября. Однако эта, в сущности, правильная и далеко не блестящая речь вызвала взрыв энтузиазма у подавляющего большинства депутатов весьма различных политических взглядов. По основным позициям речи В. Путина был достигнут настоящий консенсус.

Несколько более смазанным был эффект от выступления премьера 17 сентября в Совете Федерации. Однако и там премьер в целом нашел поддержку. Вместе с тем сенаторы были более скептически настроены к плану премьера по разрешению ситуации вокруг Чечни. Это сказалось в основном не в официальных выступлениях и постановлениях, а в кулуарных комментариях региональных лидеров.

Наиболее скептически сенаторы отзывались о возможности установить санитарный кордон вокруг Чечни. Причины этого скепсиса двоякие. Во-первых, сенаторы прекрасно знали положение на местах. Вернее, положение во властной верхушке на местах. А отношение региональных верхов к идее «санитарного кордона» было двоякое.

Разумеется, такие лидеры, как Р. Аушев, не были в восторге от полного перекрытия границы с ней. Однако даже такие непримиримые на первый взгляд сторонники жесткой границы, как губернатор Ставрополья В. Черногоров, не являлся сторонником полной блокады мятежной республики.

Второй причиной, по которой сенаторы скептически отнеслись к блокаде Чечни, была их уверенность в том, что мятежная республика имеет влиятельное лобби в центре. Поэтому до смены хозяина Кремля говорить об эффективной борьбе с Чечней не приходится.

Итак, следствиями взрывов в Москве и Волгодонске стало резкое усиление античеченских, и в более широком смысле антикавказских, антиельцинских, настроений в народе и резкий рост популярности В. Путина.

Менее заметным следствием стало падение популярности А. Лебедя, которого практически единодушно обвиняли в хасавюртовской капитуляции, явившейся фактической причиной террористической войны на территории России. Одним из тезисов выступлений В. Путина и в Думе, и в Совете Федерации был пересмотр хасавюртовских соглашений. И это, в свою очередь, вызвало поддержку большинства парламентариев.

На этом фоне явно заказными выглядели материалы в СМИ на тему о том, что именно А. Лебедь мог быть востребован для решения конфликта. Народ ждал и требовал не очередной капитуляции. Настроения в массах были весьма радикальны. Дагестанские женщины требовали «залить Чечню напалмом», а москвичи — применить против Чечни максимально жесткие меры.

Впрочем, руководство и часть политиков не только не были готовы выполнить эти требования, но даже пойти на гораздо более разумные и умеренные действия.

Так, С. Степашин в своем интервью «Московскому комсомольцу», опубликованному 18 сентября, назвал людей, требовавших радикальной борьбы с Чечней, «выродками». Это иллюстрировало степень понимания настроения масс данным «публичным политиком». Однако не только С. Степашин, но даже решительный В. Путин не во всем был последователен. Так, оставалось неясным, отключат ли Чечне электроэнергию и подачу газа из России, заблокируют ли поступление продовольствия и лекарств, закроют ли воздушное пространство, уничтожат ли Гудермесскую ГРЭС, дающую половину электроэнергии мятежной республике (другая половина поступала из России), уничтожат ли ракетно-бомбовыми ударами основные нефтеперерабатывающие мощности.

Ну а об интернировании всех чеченцев на территории России и о конфискации их фирм и банков (пусть и с соблюдением некоей ускоренной судебной процедуры) вообще речи не было. Хотя, по мнению некоторых экспертов, это вполне нормальная мера в отношении соотечественников противника, применявшаяся не только в СССР в отношении немцев, но и в демократичнейших США в период второй мировой войны в отношении японцев.

По мнению некоторых политологов, при реализации этих простых требований Чечня уже зимой превратилась бы в зону бедствия и агрессивный потенциал чеченцев реализовался бы во взаимном истреблении.

Повторяю, все вышесказанное выдавалось иными политиками как требования населения России, соответствовавшие логике войны. А в том, что Чечня вела с Россией войну, не сомневался никто.

Ранее действия верхов воспринимались массами безразлично. Когда же массы на себе почувствовали результаты внедрения «новых» ценностей, оставшись без жилья, потеряв родных и близких, то к подобным призывам и действиям отнеслись с нескрываемым возмущением. И попытки сбить это возмущение подконтрольными Б. Березовскому СМИ вызывали только падение рейтинга этих самых СМИ.

Таким образом, достижение любых конструктивных целей, отвечавших объективным интересам народа и государства, непременно вызывает эрозию режима, что россияне и могли наблюдать после террористических актов в Москве и Волгодонске. В данной связи рост популярности В. Путина автоматически вел к снижению его рейтинга в Кремле. А его весьма умеренные и, по существу, половинчатые меры вызвали открытое и осознанное, но чаще скрытое и неосознанное раздражение у многих политиков, начиная от некоторых представителей «Яблока» и кончая саратовским губернатором Д. Аяцковым.