Арлен Блюм - Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки

Такая же участь постигла другую пьесу И. Друцэ — «Возвращение на круги своя», посвященную уходу и смерти Льва Толстого, поставленную Малым драматическим театром. Она привлекла внимание инструктора обкома Бельдюгова, доносившего зав. Отделом культуры Г. С. Кругловой о том, что пьеса «грешит серьезными недостатками», «очевидны потери в исторической правдивости воплощения личности писателя» (курсив наш: таков обычный стиль донесений. — А. Б.). Инспирированная сверху кампания борьбы с «сионистскими тенденциями» в искусстве нашла, по-видимому, отражение в таком пассаже: «Очень субъективно отобраны действующие лица, окружающие Толстого в пьесе. Наряду с близкими ему людьми здесь почему-то присутствуют и случайные и далекие Толстому лица, как “переплетчик” Самуил Иосифович Беленький, “фотограф” из столицы Шапиро. Театр правильно поступил, исключив их из состава действующих лиц. Однако неоправданно укрупнен образ Гольденвейзера (знаменитого пианиста, часто игравшего в Ясной Поляне. — А. Б.). Толстой застывает перед ним в молитвенно-благоговейных позах. Обнимает, советуется, целует. В спектакле он никому больше не оказывает таких знаков внимания. Место Гольденвейзера в спектакле не соответствует его действительной роли в окружении писателя». Обвинен был драматург также в отсутствии патриотизма, поскольку «в произведении не нашлось места для главных мыслей и поступков Толстого, характеризующих его любовь к России и русскому народу, но есть фразы, косвенно бросающие тень на отношение писателя к патриотизму вообще: “У Ганди всё прекрасно, за исключением его индийского патриотизма, который всё портит” (!?)».

«Странное впечатление» произвела «представленная на контроль в Облгорлит пьеса Г. Горбовицкого “Чистый лист” на современную тему, поставленная Театром им Ленсовета, опять-таки одобренная и разрешенная Управлением культуры к публичному исполнению… тем более, когда страна одерживает одну за другой победы, идя навстречу 25-му партийному съезду. Беспокоит прежде всего то, что в пьесе не учитываются достижения научно-технической революции в нашей стране, поверхностно изображается жизнь советского человека в условиях развитого социализма, поверхностно, а порой неверно раскрывается социалистический образ жизни, нравственный смысл тех преобразований, которые происходят в любом уголке нашей Родины, и прежде всего — коммунистического воспитания новой личности… Преклонение перед всем “как у них”, “что у них”, у капиталистов, завораживает автора и героев его пьесы. Он не видит больших жизненных проблем, которые успешно решал и решает советский народ. Автор пытается наши свершения свернуть с магистральных трасс на боковые тропинки, принизить содеянное советским народом…. Поступательное движение советского общества, пафос движения автору передать не удается… его установка — на изображение советских людей с пороками, с мещанской червоточиной. По нашему мнению, Главное управление культуры проявило недостаточную требовательность к идейно-художественному качеству пьесы, терпимость к ее серьезным просчетам, поспешило с одобрением пьесы, которая требовала тщательной проработки, не порекомендовало драматургу и театру глубоко всматриваться в жизнь, постигать реальность, дабы стать вровень с важнейшими духовными проблемами наших дней» [305] ЦГА ИПД. Ф. 24. Оп. 170. Д. 31. Л. 69; ЦГАЛИ СПБ. Ф. 359. Оп. 2. Д. 130. Лл. 83–88. .

Более или менее регулярно в обком партии поступала «информация о низком идейно-художественном уровне материалов для эстрады».

Управление культуры снова обвинялось в «излишнем либерализме», в том, что оно «проявляет терпимость к низкому идейно-художественному уровню» эстрадного репертуара: «В фельетонах, репризах и проч. наблюдается очернение действительности… Люди представлены кляузниками, имеются непозволительные обобщения, копание в мелочах. Встречаются непозволительные афоризмы: “Если ты ничего не умеешь делать, не отчаивайся, ты еще можешь стать ведущим” (“Защита диссертации”). Лишенное комментариев, это высказывание приобретает силу обобщения. Управление культуры не сделало должных выводов из решений ЦК КПСС по идеологическим вопросам, в которых ясно указано, что главное у нас — показ положительного, нового, прогрессивного, что критика должна идти с жизнеутверждающих позиций, укрепляющих социалистический строй. Интермедия “Репортаж из магазина” И. Высотского запрещена. Это произведение не дает правильного изображения советской действительности. Лишенное конкретизации, оно дает ничем не оправданное обобщение о серьезной нехватке у нас промтоваров, о спекуляции и действующих заодно со спекулянтами работниках советской торговли» [306] ЦГАЛИ СПб. Ф. 359. Оп. 2. Д. 50. Л. 6. Д. 104. Л. 1. Д. 148. Л. 71. . В качестве иллюстрации, доказывающей отсутствие надлежащего контроля, приводился также случай с предоставлением в Облгорлит композиции под названием «Кто убил Джона Кеннеди?», которая, «по согласованию с Обкомом, не была разрешена к представлению, как неактуальная в настоящее время» [307] ЦГА ИПД. Ф. 24. Оп. 113. Д. 127. Л. 3. .

Внимание цензурных и партийных инстанций привлекали не только ленинградские поэты, но и «гастролеры» — московские кумиры, часто приезжавшие в город, что вызывало «ажиотаж среди нездоровой части молодежи». Так, в январе 1960 г. в обком поступило донесение секретаря Октябрьского райкома КПСС о «различных выступлениях поэта Е. Евтушенко в институте им. Лестгафта и Дворце культуры им. 1-й пятилетки». По его словам, «большинство стихотворений Е. Евтушенко являются безыдейными, пошлыми, проповедуют чуждую советским людям мораль и нравы, содержат клеветнические утверждения», поэт читает еще не опубликованные стихи, не проверенные цензурой и «чуждые духу нашего времени». «Бюро Райкома КПСС, — сообщалось в заключение, — ограничилось обсуждением такого безответственного отношения парторганизаций и руководителей института и Дворца культуру к организации публичных выступлений…». Позднее приняты более серьезные меры: такие выступления вообще решено запретить.

Не только спектакли стационарных театров, но даже самодеятельные студенческие спектакли-обозрения, столь модные в Ленинграде 50—60-х годов («Весна в ЛЭТИ», «Лоцманская, 3» и др.) входили в сферу внимания контролеров. Начальник Ленгорлита, говоря на одном из закрытых партсобраний (см. о них в главе 2) 1957 г. о «притуплении бдительности», заметил: «Грешим этим и мы, иначе нельзя объяснить разрешение политически порочного литобозрения “Липовый сок”, наполненного клеветой на советскую действительность». Речь шла о сатирическом спектакле, поставленном студентами Политехнического института, а виновницей такого происшествия оказалась цензор Бон-дина, которая не только не «сумела дать ему политическую оценку», но «при объяснении со мной заявила, что там нет ничего особенного и мы вообще не должны вмешиваться в идейно-художественные вопросы». «Совершенно ясно, — резюмирует он, — что т. Бондина не может осуществлять политический контроль» [308] ЦГА ИПД. Ф. 1169. Оп. 6. Д. 5. Л. 4. .