Арлен Блюм - Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки

Однако 1 августа появился приказ № 107, касавшийся так называемых «трофейных» книг, вывезенных в СССР после войны, и чуть ли не пол века сокрытых от «посторонних глаз». В нем говорилось: «Перевести в общие фонды библиотек и организаций все издания трофейных фондов, за исключением: 1. Произведений Гитлера, Геббельса, Гиммлера, Геринга, Риббентропа. 2. Сугубо антисемитские издания:

1). Антисемитизм как частная форма национального патриотизма. 2) Мельский. У истоков великой ненависти. Очерки по еврейскому вопросу. 3) Протоколы сионских мудрецов. 3. Коллаборационистские периодические издания на русском языке и языках других народов СССР, выходившие на временно оккупированных территориях СССР, других европейских стран и Германии». В список вошли также две антисемитские, судя по названиям, книги на немецком языке, выбранные, как и другие, явно наудачу из сотен и тысяч изданий такого пошиба. Если еще можно понять мотивы включения произведений лидеров нацизма (почему только перечисленных? нет, например, трудов Розенберга и других идеологов фашизма), то выбор трех антисемитских книг на русском языке уже совершенно загадочен. Тем более, в это время уже вовсю начали выходить в СССР откровенно антисемитские погромные листки, фашистские газеты, журналы и другие издания, распространялись «Протоколы сионских мудрецов», вышла «Майн кампф» Гитлера. Помимо указанных в приказе № 107 книг, в бывших спецхранах остаются также до сих пор несколько тысяч книг, вышедших в свое время с грифом «ДСП», допуск к которым тоже требует специального разрешения.

Тем временем в Верховном Совете СССР продолжались бесконечные прения по поводу проекта «Закона о печати», разработанного, впервые в порядке «частной инициативы», тремя независимыми юристами — Юрием Батуриным, Михаилом Федотовым и Владимиром Энтиным. Чтобы обвести московскую цензуру, они первоначально напечатали его в газете «Молодежь Эстонии» (21 октября 1988 г.), и только потом сославшись «на прецедент», смогли выпустить отдельной брошюрой, розданной депутатам съезда. Этот альтернативный проект, противопоставленный официальному, вызвал настоящую бурю на съезде. Как только его не называли — и «отрыжкой демократии», и «болотным огоньком буржуазных свобод», и «происками западных спецслужб»… [374] По истории разработки и выхода в свет проекта «Закона» существует большая литература. См., например: Фр. Незнанский. Родилась ли в стране «четвертая власть» // Посев. 1990. № 5. С. 24–32. .

Тем не менее, после долгих дебатов, агрессивных выпадов партноменклатуры, почувствовавшей, что вместе со свободой печати земля окончательно уйдет из-под ее ног, Верховный Совет принял, наконец, «Закон о печати и других средствах информации» (опубликован в «Известиях» 20 июня, вступил в действие 1 августа), хотя и с некоторыми поправками. Суть закона сводилась к трем главным положениям: «1. Цензура в СССР запрещена, печать свободна. 2. Предусматривается полная экономическая свобода издательской деятельности. 3. Отныне каждый гражданин СССР может основать свое собственное средство информации». Кроме того, большие надежды внушала статья 6: «Не допускается монополия какого-либо средства массовой информации (печати, радио, телевидения и др.) в масштабе страны, республики и отдельного региона». Замечу, что это требование не выполняется до сих пор, особенно в провинции. Принципиально важным был первый пункт: 200-летнему владычеству цензуры положен конец.

Ряд журналов и газет вышел с «шапкой» на обложках и первых полосах: «Прощай, цензура?..» — со знаком вопроса и не очень уверенным многоточием в конце. Но органы ГУОТа, тем не менее, продолжали функционировать еще более года, хотя и стремились скорее лишь к самосохранению, не помышляя о политико-идеологическом вмешательстве. Да это уже стало практически невозможным, поскольку расплодившиеся в несметном количестве журналы и газеты явочным порядком стали обходить цензуру, выходя в свет без обязательного ее грифа.

Цензурное ведомство, пожалуй, одним из первых, решило пойти по пути «приватизации», разослав издательствам и редакциям «типовое письмо» такого содержания: «23 июня 1990 г. Главному редактору, директору. На основании статьи 1-й “Закона о печати и других средствах массовой информации” Ваше издание с 1 августа 1990 г. полностью освобождается от предварительного контроля в Ленинградском управлении по охране государственных тайн в печати. Вместе с тем, в соответствии со статьей 5-й Закона СССР “О печати и других средствах массовой информации” остаются в силе ограничения “Перечня сведений, запрещенных к опубликованию” (изд. 1990 г.). В связи с этим, ленинградское управление готово проконсультировать любой материал, представленный редакцией, и взять на себя ответственность за выполнение требований 5-й статьи Закона (имелась в виду статья, озаглавленная «Недопустимость злоупотреблений свободой слова». — А. Б.). Если Ваши обращения будут носить постоянный характер, то мы готовы заключить с Вашей организацией договор со взаимными обязательствами» [375] ЦГАЛИ СПб. Ф. 359. Оп. 3. Д. 253. Л. 752. .

Последний начальник переименованного Главлита В. Болдырев выступил в «Известиях» (26 августа) с разъяснением нового порядка, по которому его сотрудники «лишены запретительно-разрешительных функций. Решение — публиковать ли материал в первоначальном виде или внести в него изменения — принимает редактор… Равным образом на наши органы ложится ответственность за необоснованную, неправомерную оценку материалов и постановку вопроса о снятии сведений, не запрещенных к опубликованию». Противоестественная и фальшивая ситуация, в которую были поставлены редакции, вполне очевидна. Цензурным органам оставалось жить немногим более года…

Весь тревожный 1991 год шло непрерывное давление на независимые средства информации со стороны властных структур. Возникло явное стремление подмять под себя все каналы государственного телевидения (а иного еще не было), обвинения журналистов в «очернении», в попытках «дестабилизации» и прочих грехах. Начался он трагедией в Вильнюсе — захватом телецентра самозваным Комитетом национального спасения. В феврале группа демократически настроенных журналистов организовала Фонд защиты гласности.

Цензурное ведомство снова пыталось мимикрировать, скрывшись под новым названием. В июле 1991 г. оно еще раз переименовало себя, объявив «правопреемником Главлита», — в «Агентство по защите государственных секретов в средствах массовой информации при Министерстве информации и печати СССР, состоящее на самостоятельном балансе с правом юридического лица» [376] Там же. Д. 252. Л. 37. .