Александр Маркин - Дневник 2002–2006

До этого в аэропорту Шереметьево, терминал № 2, я, зарегистрировавшись, стоял на паспортный контроль в очереди из 60 китайцев, работала только одна пограничница. Китайцы толпились, какой-то китайский ребенок хватал меня за рюкзак. Пограничнице было трудно, она работала медленно: китайцы ведь все одинаковые. Когда объявили посадку на мой самолет, а до заветного погранконтроля было еще 55 человек, я пошел напролом, подлез под загражденья, оттолкнул китайца и подбежал к окошку. (Сам не ожидал от себя такой прыти — но очень хотелось поскорей улететь.)

В самолете между тем Леша пил водку и рассказывал всем, кто занимал очередь в туалет, что у него во Фрибуре есть русская сауна (куда приглашаются все желающие), а швейцарцы — это грустная тема. И самолет тоже грустная тема, потому что Саша больше пить не хочет, а еще пол бутылки не выпиты, блин, и что делать — непонятно. В конце концов Леша взял в руки бутылку и стал ходить по салону предлагая всем выпить вместе с ним, чтобы не страшно было лететь.

Писклявая напилась пива и читала Оксану Робски.

Больше мне сзади ничего не было видно, но и этого было достаточно.

Запомнился серп луны в темноте над крылом самолета. Когда в Шереметьево садились в самолет — рядом стоял самолет, и в него тоже садились люди, ходили по салону — было видно в светящихся иллюминаторах.

Когда шли на посадку, видел, как садится самолет. Через 10 минут мы садились точно там же, точно по такой же траектории. Повторения. Населенные пункты ночью сверху как россыпи золота на черной ткани. Швейцарские населенные пункты выглядят сверху как-то неправильно.

11 января

Когда хочется спать — просто засыпаешь — и спишь.

А когда бессонница — все вокруг мешает спать: урчание в животе, жаркое одеяло, неправильная подушка, шум воды в батареях, свет фонаря за окном, луна (она, конечно, где-нибудь за горами, и ее даже не видно, но мешает сам факт ее присутствия и воздействия на приливы и отливы), мысли о несуществующей головной боли, быстрые шаги редких ночных пешеходов, фантазии о будущих планах и т. д.

13 января

В моей голове уже несколько лет вертятся сюжеты трех трэш-романов. В первом (Неизвестная жизнь морских змей), почти написанном, душевнобольная женщина-герпетолог хладнокровно расправляется со своим мужем, его любовником и еще парой человек при помощи объектов своих исследований; бесконечные отсылки к Волшебной флейте, Пестрой ленте, Роковым яйцам, Рики Тики Тави и рецептам вьетнамской кухни придают тексту исключительную загадочность. Во втором (Помрачение) сумасшедший музыковед доводит одного своего любовника до самоубийства музыкой Брамса, следующего — музыкой Брукнера, а третьего довести до самоубийства музыкой Малера ему не удается, и тогда он сам в отчаяньи кончает самоубийством, вешаясь и вскрывая себе вены одновременно. В третьем романе, который должен называться Руины, главный герой пишет путеводитель по Антарктиде, а потом неожиданно попадает в картины Фюссли, размышляет о страшном и возвышенном, ебется с красноглазым карликом и спит в обнимку с отрубленной головой слепой лошади.

(Ну и какой роман, спрашивается, мне дописать первым?)

Все забываю написать: вместо того самого букинистического магазина напротив дома Джойса теперь открыли Indian Take Away .

18 января

Вот Форстер: его кремировали, а пепел высыпали на розовый куст, который посадила жена его любовника (или кем он там Форстеру приходился). С одной стороны пошло, с другой, несомненно, прекрасно.

26 января

Удивительный день. С утра ездил в Берн. Сегодня Берн показался мне не таким жутким, как в прошлый раз. Но немецкое посольство все равно как концлагерь. В очереди сплошные индонезийцы и югославы. К 9 утра выходит посольский охранник в униформе и начинает пересчитывать очередь. Показывает на тебя пальцем — называешь свой номер. Охранник чеканит: яволь, сер гут. Доволен. Работница посольства стала на меня кричать, орала, что не будет принимать документы, потому что у меня нет швейцарского паспорта иностранца, я сказал ей, что всю прошлую неделю пытался выяснить, что мне делать, чтобы получить визу, что привез все бумаги, которые от меня требовали вместо паспорта, она кричала: хойте ист нур шайсе, я не выдержал и тоже повысил голос, сказал, что она позорит свою страну, грязно ругаясь в присутствии культуртрэгера. Не знаю, что произошло, но она сломалась, забрала бумаги. Но она, конечно, права в своих претензиях. Швейцарцы тоже правы. Магический круг европейской бюрократии.

В поезде зачем-то исписал форзац книги фразами, приходившими в голову, потом заснул, держа в руках открытого на начале первых страницах «Макбета». Сонные люди в полседьмого утра на вокзале. Поезд на Париж, боялся заснуть, пропустить свою станцию и проснуться в Париже. В вагоне, пока ждали отбытия, были негры. Потом они вышли, почему-то погас свет, и в вагоне стало темно. С шумом открывались двери. Красивая китаянка (?) прощалась со своим мужем (?) стоявшем на перроне, прислонив ладонь к вагонному стеклу.

Проезжали серо-зеленые поля, покрытые инеем, длинные тоннели.

На обратном пути приметил очень красивого швейцарца. Невничал, потому что большую часть пути не мог его рассматривать. Потом подумал, что поезда делают мужчин сексуально привлекательными. (И метро тоже, хотя с деньгами (первым заметил Карл Маркс) по эротизирующим возможностям не сравнится ничто, мужчины в дорогих машинах тоже сексуально привлекательны (но я, как обычно, повторяюсь)). Потом заснул. Проснулся уже в Цюрихе.

Обедал с Бронфен. Она сказала, что когда-нибудь, по примеру своих культурологических коллег, напишет роман. Любой видный ученый-гуманитарий должен обязательно написать роман-бестселлер. И его непременно должны будут экранизировать в Голливуде. Потом она сказала, что собирается жить до 72 лет, а потом вступить в тайное общество самоубийц и умереть. Потом подумала, и сказала, что нет, пожалуй, лучше она умрет в 74.

1 февраля

На предпоследний семинар про ночь Бронфен принесла каких-то старинных плюшевых медведей, розового и бежевого, с потрепанными затертыми мордами, одного наряженного девочкой, другого в белых штанишках, у одного на шее была табличка с надписью Tanatos , у другого Hypnos , усадила их на стул и накрыла черным плащом. Вот это экстравагантность! Но на меня подействовало, я все время зевал и хотел спать. Разбирали Эдит Уортон. После семинара выпивали со студентами. Кейко принесла большую деревянную коробку с суши и всех угощала — мне она сказала, что видела по японскому телевизору, что в Москве очень популярны суши и что их едят везде и даже на морозе, и что она очень этому рада, потому что суши — это настоящая еда, не то что фондю. Танатос и Гипнос оказались на самом деле Бенни и Тобби . Вот тоже новость — Бронфен теперь со мной на ты, а я могу называть ее Элизабет, значит, тоже на ты. Познакомился с одним студентом, он принес шоколадный мусс собственного приготовления, я весь семестр думал, что он англичанин, а он оказался швейцарцем, преподает в гимназии, хотя наверняка и не гей, симпатичный; правда, руки очень худые, я бы сказал дистрофичные. Второй (из NZZ) точно гей, все время рассказывал про Барбару Стрейзанд. Сегодня был хороший день, хотя очень туманный. Завтра я куплю себе машинку для стрижки волос.