Сомерсет Моэм - Время и книги (сборник)

Разница между ранними стихами и «Элегией» такова же, как между полевыми цветами, расцветающими по весне в предгорьях Альп, – лютиками, горечавкой, сон-травой – и пепельником и цикламенами, которые в нашем северном краю выращивают в теплицах.

Я нахожу очень трогательным эпиграф к стихотворению:

До Иены Гете добрался вполне оправившимся от переживаний, так что приступил к выполнению замысла – взять Эккермана к себе, и для того уговорил его переселиться в Веймар. Гете нарисовал ему заманчивую картину – как полезно для молодого человека вращаться в культурном и образованном обществе, где он сможет развиваться и совершенствовать свои поэтические дарования. Эккерман, ослепленный и польщенный, проглотил и наживку, и крючок заодно с грузилом и леской и две недели спустя последовал за Гете в Веймар. Гете засадил его за работу на целых девять лет. Несколько раз Эккерман порывался от него уйти, но Гете не отпускал. С характерным для него бессердечием он не давал бедняге развивать литературные способности. Они, видимо, были невелики, так что особого значения это не имело; в любом случае Эккерман все-таки достиг, хоть и не таким образом, как хотел, скромного бессмертия.

Эккерман часто обедал вместе с Гете – иногда вдвоем, иногда в компании. Гете всегда любил принимать гостей. Роль хозяйки исполняла Оттилия, жена его сына Августа. Она была женщиной веселой, и Гете ей симпатизировал. Он очень любил двух своих внуков. Эккерман записывал интересные мысли, которые Гете высказывал во время их совместных прогулок, и в те часы, когда они сидели в рабочем кабинете, и за столом, когда у Гете собирались известные люди. В одном случае Эккерман замечает, что беседа искрилась остроумием. Остается лишь пожалеть, что он не счел нужным записать ее всю, но серьезного молодого человека интересовали в основном изречения самого Гете. А поэт весьма любил морализировать – только успевай записывать.

Тем временем умирали друзья Гете. Умер Шиллер; с ним, по словам Гете, ушла половина его самого. Умерла и Фридерика Брион.

Во время поездки в Страсбург я заехал и в Зезенгейм – посмотреть, что осталось от дома, в котором жил священник со счастливым семейством, и от церкви, в которой он проповедовал. Местность изменилась, но не слишком. Все так же зеленели поля, по которым гуляли Гете и Фридерика. Я пошел на кладбище – решил отыскать ее могилу. Могилы я не нашел, зато на обратном пути увидел двенадцать могил летчиков, погибших на войне, – чистенькие, белые надгробия. На одиннадцати – имена и возраст погибших. Всем им было чуть за двадцать. А на двенадцатом – наверное, останки не смогли опознать – написали: «Британский летчик», и чуть ниже: «Имя знает Господь». Грустно.

Умерли Лотта Буфф и Лили Шенеман. Умерла фрау фон Штейн. Умер герцог. Умер Август фон Гете. Говорят, когда Гете сообщили о смерти сына, он сказал: «Я и не думал, что произвел на свет бессмертного». Это стоическое замечание очень для него характерно. Но против человеческой природы не пойдешь. Гете переживал потерю сына куда сильнее, чем желал показать. Через день или два с ним случился удар. Поэт выздоровел и смог вернуться к работе; лишь через два года его настигла болезнь, от которой он уже не оправился. Он слег. Утром двадцать второго марта 1832 года он вдруг почувствовал себя лучше, поднялся и сел в кресло. Сознание у него помутилось, мыслями поэт будто бы обратился к Шиллеру. День прошел, в комнате стало темно. Гете велел слуге: «Открой ставни, чтобы стало светлее». Таковы его предсмертные слова. Однако последующим поколениям эта фраза показалась недостаточно эффектной; было решено, что гению, прожившему долгую жизнь, полную возвышенных стремлений, пристала иная предсмертная фраза: «Больше света!»

Давным-давно, когда они еще были молоды, веселы и неукротимы, герцог построил на вершине горы охотничий домик, на стене которого Гете написал карандашом стихи:

В последние годы жизни Гете побывал на горе и, прочтя строки, которые написал полвека назад, разрыдался. Старость тяжела не из-за упадка сил – умственных или физических, – но из-за груза воспоминаний.

В 1936 году я приехал в Индию, намереваясь провести как можно больше времени в туземных княжествах. Мне посчастливилось получить от моего старого друга Ага Хана рекомендательные письма к нескольким магараджам. Они приглашали меня пожить у них и устраивали роскошные развлечения. Магараджи приятно удивлялись, узнав, что я прибыл не затем, чтобы убить тигра, или что-то продать, или посмотреть на Тадж-Махал, пещеры Аджанты или мадурайский храм, а чтобы встретиться с учеными, писателями, людьми искусства, духовными учителями и их последователями. Для них это было неожиданно. Им захотелось не просто оказать мне обычное гостеприимство, но и помочь в столь похвальных намерениях. Так я смог познакомиться с несколькими людьми, которые меня чрезвычайно интересовали.

В моей библиотеке есть пятнадцать томов издания «Жития святых» Баринга-Гоулда. Время от времени я беру один из томов и читаю о каком-нибудь святом, по той или иной причине возбудившем мое любопытство. Я прочел автобиографию святой Терезы и жития святого Франциска Ассизского, святой Екатерины Сиенской и Игнатия Лойолы, составленные людьми, знавшими их при жизни. Однако же я никогда не думал, что мне посчастливится увидеть святого во плоти. Но именно это и произошло. В Мадрасе у меня спросили, как я провожу время в Индии. Я рассказал о праведных людях, терпеливо сносивших мои визиты, и мне немедля предложили посетить некоего свами, очень известного и уважаемого в Индии. Почитатели называют его Махарши [87] Махарши (махариши) – мудрец; букв. «великий видящий» ( санскр. maharishi). . Отовсюду к нему идут паломники – за советом, наставлением, утешением в беде. «Свами» в переводе с хинди – духовный учитель, однако так называют и просто аскетов. Этот проживал в нескольких часах езды на машине от Мадраса, в городке под названием Тируваннамалай, и его ашрам, то есть жилище отшельника, находился у подножия горы Аруначалы. Аруначалу считают священной горой, потому что он («Аруначала» на хинди мужского рода) – воплощение бога Шивы; в его честь там каждый год устраивают празднества, на которые стекаются тысячи людей.