Энди Уорхол - Я стану твоим зеркалом. Избранные интервью Энди Уорхола (1962–1987)

В семидесятые годы Уорхол стал чаще включать свой диктофон во время интервью. Кинорежиссер Эмиль де Антонио вспоминает, как снимал эпизод с Уорхолом для своего документального фильма 1972 года «Художники за работой»:

«Когда мы снимали и беседовали, Энди все записывал на диктофон. В те времена он записывал на диктофон всю свою жизнь, все то время, которое проводил среди людей… Коллекция аудиозаписей Энди хранит историю нравов в странные времена; материалов, которые в ней содержатся, хватит, чтобы принести славу и богатство пяти писателям» [42].

Вот только этим пяти писателям понадобятся сверхчеловеческая выносливость и долгие годы жизни, чтобы хотя бы прослушать (а не то чтобы расшифровать) все эти пленки, которые теперь находятся в Музее Энди Уорхола в Питсбурге! Уорхол так рьяно накапливал документальные свидетельства о своем мире, что эту сокровищницу практически невозможно исследовать досконально. Помимо аудиокассет есть и видеозаписи. В середине шестидесятых Уорхол начал снимать видеокамерой, в семидесятых стал пользоваться ею регулярно. На интервью он заодно включал и видеокамеру. Например, репортер нью-йоркской Daily News рассказывал: когда он пришел в студию Уорхола, видеокамера фиксировала различные «действия и происшествия ( в том числе наше интервью)» [43].

К середине семидесятых привычка Уорхола обращаться с интервьюером как с интервьюируемым достигла, как теперь кажется задним числом, логического завершения: он начал устраивать многочисленные «сессии вопросов и ответов» для журнала Interview , который основал в 1969 году. Еще позднее, в 1985-м, он занялся телеинтервью: на MTV появилась передача «Пятнадцать минут Энди Уорхола» (она прекратила существование через два года, когда он умер) [44].

На этом позднейшем этапе, выступая в роли интервьюера, Уорхол порой притворялся (как и в роли интервьюируемого), будто не знает, что сказать. Боб Колачелло, редактор Interview, рассказал в своей книге: Уорхол вечно делал вид, будто вообще не знает, о чем спрашивать. По словам Колачелло, Уорхол непременно говорил ему: «Боб, я задам несколько вопросов под Юджинию Шеппард, а потом ты придумай мне еще несколько под Эдварда Р. Мурроу» [45]. То есть Уорхол разыгрывал роль колумниста, который освещает моду и светские сплетни, а Колачелло – роль серьезного журналиста. Из этих слов Уорхола ясно, что он понимал и чувствовал разные типы интервью; чутье помогало ему заимствовать для своих интервью чужие вербальные формулы и языковые паттерны.

Заимствование

В своих интервью Уорхол часто употреблял стереотипные вербальные формулы и крылатые выражения из прессы, афоризмы других художников, а также ключевые термины, почерпнутые из статей о его собственном творчестве. Точно так же для создания своих картин он использовал обширную вселенную визуальных образов массовой культуры. В обоих случаях проделки Уорхола открывают нам глаза на то, что мы сами неизбежно что-то заимствуем, сознательно или бессознательно, из окружающей нас круговерти медийных «картинок» и звуковых фрагментов.

Исследование того, как Уорхол пользовался заимствованиями в интервью, лучше всего начать с его самого известного (но перевранного при цитировании) афоризма «В будущем каждый станет мировой знаменитостью на пятнадцать минут» [46], который уже стал крылатым выражением и намозолил нам глаза и уши. Почему Уорхол говорит именно о пятнадцати минутах, а не о пяти, десяти или тридцати? Наверно, потому, что пятнадцать минут – это стандартная длительность передач от зари радиовещания до телевизионных новостей в пятидесятые-шестидесятые годы (конечно, в наше время теленовости обычно длятся тридцать или шестьдесят минут) [47]. Некоторые передачи так и назывались: «Пятнадцать минут с Бингом Кросби» или «Четверть часа от фирмы Camel » [48].

Подобные заимствования из языка и формата СМИ Уорхол практиковал уже в своих первых интервью. В первом известном опубликованном интервью (для Art Voices , включено в наш сборник) он использует особый стандартный формат, когда на все вопросы отвечают только «да» или «нет». Кстати, всем интервьюерам (будь то антропологи, социологи, журналисты или даже сотрудники ФБР) советуют избегать вопросов, на которые респондент может ответить односложно. Объяснение лежит на поверхности: такими вопросами много информации не вытянешь. Потому-то Уорхолу они больше всего и нравились [49]. (В общественных науках формат интервью «да/нет» называется «закрытым» в противоположность «открытому», приглашающему к разговорчивости. За открытый формат энергичнее всего ратовали социолог Роберт Мертон и его коллеги из Колумбийского университета в сороковые-пятидесятые годы ХХ века [50].)

Уорхол в сговоре с редакцией Art Voices воспользовался форматом «да/нет», чтобы создать комический эффект. Причем он умудрился сделать так, что из его ответов мы узнаем гораздо больше, чем из обычных «да» или «нет». Например, на вопрос «Что такое поп-арт?» Уорхол ответил: «Да». Это односложное слово само звучит в духе поп-арта, словно Уорхол дал иллюстрацию вместо определения. Вдобавок, отвечая «да», Уорхол мог хвалить свое творчество без риска показаться напыщенным или откровенно самовлюбленным (как я уже отмечала выше, в подобных интервью это частый недостаток).

В середине интервью для Art Voices Уорхол сбросил с себя «смирительную рубашку» узкого лексикона, которую сам себе навязал. Он начал употреблять другие слова помимо «да» и «нет», но тоже почерпнутые из набора шаблонных выражений и общих мест. Источник нижеприведенного диалога – интервью политиков (любопытно, что именно политики, по-видимому, давали первые интервью в современном понимании этого слова [51]. Было это в середине пятидесятых годов XIX века), и интервьюер проницательно на это указывает:

ВопросВлияют ли поп-артовцы друг на друга?

ОтветОб этом пока рано говорить.

ВопросВы не на пресс-конференции Кеннеди [52].

Ненадолго отвлечемся от темы заимствованных выражений. Важно отметить: когда в середине интервью Уорхол отбросил правило насчет «да» и «нет», в этом обнаружилась динамика, характерная для многих бесед с ним. Такое ощущение, что в начале интервью он нервничает, а затем постепенно успокаивается [53]. За этой динамикой скрывался сильный страх публичных выступлений, которым Уорхол страдал много лет. Однокурсник Уорхола Беннард Б. Перлмен вспоминал, что в студенческие годы, когда художнику приходилось высказываться перед классом, «он неизменно произносил несколько фраз, а потом цепенел, не мог вымолвить ни слова. Нам всем становилось за него больно» [54]. Сам Уорхол без утайки рассказывал, что этот мандраж иногда лишал его дара речи. В интервью для Cavalier в 1966 году он сказал: «Я участвовал в некоторых передачах на радио и телевидении, но обычно терпел полный провал», а в другом интервью, в 1977-м, поведал: «Пару раз я был в эфире у Мерва Гриффина, но так нервничал, что не смог вставить ни слова» [55]. Чтобы победить страх, Уорхол использовал в том числе формулы типа «да» и «нет», а также другие заемные ответы.