Михаил Таратута - Русские и американцы. Про них и про нас, таких разных

Противостояние между Россией и Америкой имеет много причин, но все они восходят к повороту истории, уходящему в глубокую древность. Рискну предположить, что первый мощный толчок, породивший цепочку событий, которые во многом предопределили трудные отношения между нашими странами, случился 1500 лет назад, когда ни Америки, ни России не было даже в проекте. Именно тогда группы славянских племен мигрировали из Европы на необъятные просторы Русской равнины. Именно Русская равнина, а не Европа римлян и эллинов, формировала характер, задав вектор развития народа, часть которого впоследствии станет называться русским.

Историк Лев Гумилев в своих чрезвычайно интересных, хотя и небесспорных, трудах утверждал, что климат и другие природные условия порой запускали цепочку событий, которые приводили к войнам, к взлету и гибели цивилизаций. Но есть ли связь между климатом, рельефом местности и национальным характером? Можно ли утверждать, что северные народы принципиально отличны от южных, народы засушливых регионов – от людей, населяющих влажные тропики? А горы или равнины по-разному определяют характер, нравы, традиции?

Многие исследователи отвечают на этот вопрос положительно. Да мы и сами замечаем, что для жителей районов с мягким климатом более характерна теплота отношений, эмоциональность и позитивность, а также открытость фантазиям и поиску, чем для жителей стран с холодным климатом. Кроме того, жители теплых стран имеют бо́льшие показатели доверия, альтруизма и добродушия, хотя и менее склонны к порядку и добросовестности.

Обычно мы описываем наш климат как суровый, не очень дружественный человеку. Но жизнь именно в таких условиях была результатом свободного выбора наших предков. Примерно 1500 лет назад часть славянских племен покинула свою прародину, простиравшуюся от Эльбы до Вислы, и, как предполагают специалисты, двумя большими потоками через Карпаты и вдоль берегов Балтии двинулась на восток, осваивая по пути гигантские пространства – бесконечные, малонаселенные, не имеющие ни мощных горных хребтов, ни непреодолимых водных преград. И то, и другое, и третье, и тем более новые климатические условия – все это нашло отражение в особенностях русской натуры.

Помимо метафизической связи необъятных российских просторов с широтой русской души – что не совсем понятно, но о чем любят у нас говорить многие – были и другие, более ощутимые следствия, которые повлекла русская география. Ничто не мешало восточным славянам продвигаться все дальше и дальше на восток – ни естественные преграды, ни враждебность финно-угров, коренных жителей Центральной России. Колонистам не пришлось сражаться за новые места обитания, ни договариваться, ни как-то иначе выстраивать отношения с другими племенами. Это позволяло спокойно растекаться все дальше и дальше вглубь континента, ни в чем не меняя привычного хода вещей. Малонаселенность территорий консервировала традиционные формы жизни. Труд был коллективным, отношения внутри группы общинными, хозяйство натуральным, и все оставалось таковым веками.

Отголоски общинного сознания мы слышим внутри себя и по сей день. Попробуем провести мысленный эксперимент. Представим перед собой группу самых обычных людей, не избалованных особым достатком, не повидавших мир, не имевших возможности или желания слишком долго учиться. И зададим им вопрос: справедливо ли устроено общество, когда одни считают деньги до зарплаты, а другие – катаются по заграницам, ходят по ресторанам, ездят на дорогих машинах, роскошествуют в шикарных особняках? Мирится ли с этим ваша душа?

Подозреваю, что ответ будет резко отрицательным, даже при условии, что этот достаток был не украден, а честно заработан. Этому есть объяснение, говорят специалисты. Этика общинного сознания не принимает имущественного неравенства. В отличие от европейских стран, где неприкосновенность частной собственности, закрепленная законом, стала основой, которая цементировала общество, Древняя Русь долго жила не по законам, а по понятиям, культурным и религиозным представлениям о том, что такое хорошо и что такое плохо. В России этот вопрос так и остался до конца нерешенным.

Внешние условия диктовали общинный уклад жизни. «Всем миром» строили жилище, сберегали от стихий урожай, заготавливали припасы на долгую и суровую зиму, охотились и рыбачили неводом, помогали погорельцам, спасали застигнутых паводком, а позже согревали и кормили путников, голодающих и каторжан. За все это плату не брали, распределяли расходы между собой поровну, поступать иначе считалось недопустимым. Так складывалась общинная психология. Одним из ее следствий стала уравниловка как рычаг к самосохранению общин. Община ломается, если сосед разбогател. Разве не оттуда у нас особое отношение к ближнему, например, к соседям и сослуживцам – уж как бывает неприятно, когда у кого-то зарплата больше, дом лучше, а машина шикарнее! Разве не из общинной уравниловки идет и наше неуважение к частной собственности? «Отнять и разделить», а если и не разделить, то разгромить и покромсать, чтобы все, как у всех.

Различия в ландшафтах, почвах, климате и иных жизненных обстоятельствах направили Европу и Россию по разным историческим тропам. Если в странах Западной Европы уже к ХI веку общинность была изжита, а на смену пришло индивидуальное хозяйство, то в России общинное устройство, а вместе с ним и общинная психология сохранялись вплоть до ХХ века. Отличия в укладе жизни, религиозных установках и культурном наследии ориентировали Запад и Россию на разные ценности. В Европе складывались ценности, обращенные к конкретному человеку, к личности, в России – ценности коллективистские, общинные. Соцопросы подтверждают эти различия: в европейских странах ценность личных прав и свобод находится в первых строках предпочтений, в России – плетется где-то в самом хвосте.

Разбросанность плодородных земель их малая площадь, всего 3 % чернозема, а также разбросанность природных ископаемых требовали хозяйственного освоения больших территорий, связь между которыми и жизнь на которых были возможны только при сильной государственной централизации. Уже при Ярославе Мудром территория Руси была больше всей Западной Европы. Позднее она только расширялась. Чем дальше отодвигались наши границы, тем сильнее разрастался госаппарат, проникая во все клетки, заполняя собой все полости российской жизни. Но мы также знаем, что чем больше в нашей жизни государства, тем меньше прав и свобод остается у человека.

Продолжая разговор о гигантских пространствах России, исследователь Жанна Смирнова отмечает еще одно следствие особенностей нашей географии: